Марина бодро шагала впереди, казалось, она не испытываетхолода и страха, мне же было некомфортно физически и тем более морально.

В темноте блеснул луч фонарика, мы замерли. Из леса вышлафигура, с ног до головы укутанная в черное. Лицо существа непонятной половойпринадлежности скрывал черный вязаный шлем.

Луч фонарика дрогнул, потом указал на автомобиль, старые,раздолбанные «Жигули», вроде бы темно-синего цвета.

– Нам велят сесть туда, – нервно пояснила Марина.

Не успел я вымолвить слова, как Арапова распахнула дверцу июркнула в салон. Луч фонарика ударил мне в глаза, потом переместился на авто. Япокорно последовал за Мариной.

Стекла колымаги были тонированы, за рулем восседала еще одназамотанная в тряпки фигура, но я сообразил, что водитель мужчина, потому чторуки, державшие баранку, хоть и были затянуты в перчатки, оказались большими,широкими, совершенно не женскими.

В машину ворвался холодный воздух, я вздрогнул, сидевшаяоколо меня Марина тоже, на переднее сиденье плюхнулось то самое существо сфонариком, что встретило нас, оно по-прежнему не произносило ни слова, но шоферпоехал вперед. Загремел плохой амортизатор, «Жигули» затряслись. Маринасхватила меня за руку, ее горячие пальцы вонзились в мою ладонь. Неожиданно японял, что все спокойствие Араповой, ее дурацкое кокетство со мной во времяпути, предложение стать женихом Ани на самом деле глупая бравада, Маринаотчаянно пытается не показать охвативший ее ужас.

Чтобы успокоить ее, я кашлянул и решил завести с чеченцамибеседу.

– Добрый день, вернее, вечер. Очевидно, нам предстоитнеблизкая дорога, может, лучше познакомиться? Меня зовут Иван ПавловичПодушкин.

Молчание. Две черные, похожие на громадных крыс фигуры напереднем сиденье не шелохнулись. Но я решил не сдаваться, до Чечни далеко,скорее всего, добираться туда будем на этих «Жигулях», следует хоть чуть-чутьналадить контакт с молодыми людьми. Впрочем, отчего я решил, что они молодые?Может, по той причине, что старцы должны сидеть дома, а не колесить ночью подорогам?

– Рядом со мной Марина Арапова, мать Кости, – соловьемзаливался я, – кстати, если вдруг мы захотим в туалет или испытаем голод,к кому из вас нужно обратиться? Представьтесь, пожалуйста, право, неудобнообщаться, не употребляя имени собеседника, это невежливо, а мне не хочетсяпоказаться некорректным.

Человек, маячивший на переднем сиденье справа, обернулся.

Я обрадовался: вот он, пример того, что с любым субъектом,даже подонком и негодяем, возможно договориться, если вести себя дипломатично.

Навесив на лицо самую милую из имеющихся в запасе улыбок, яхотел было продолжить беседу, но тут в черной руке блеснул пистолет странноговида, слишком толстый, полупрозрачный. Или это было не оружие?

Мозг не успел придумать ответа на этот вопрос. Послышалсятихий деликатный щелчок. Марина вздрогнула, дернулась и завалилась набок. Яиспугался, попытался нашарить ручку на дверце, но в ту же секунду в плечо будтовпилась оса. Последней мыслью перед тем, как отбыть в небытие, была: «Господи,в апреле же жалящие насекомые еще спят». Потом свет потух, и исчезли всеощущения.

В виске пульсировала тупая боль. Не раскрывая глаз, я сел,тут же довольно больно ударился головой о потолок, от изумления упал назад, наподушку, и в конце концов сумел разлепить веки.

Перед глазами предстало помещение без окон, откуда в негопроникал свет, было непонятно. Я попытался оценить ситуацию. Лежу на грязномматрасе в углу подвала, мое ложе в некоем подобии ниши, и, чтобы нормальновстать на ноги, нужно почти на четвереньках выбраться из углубления в стене. Намне джинсы и мятая рубашка, а голова болит так, словно вчера вечером я выпилвсе имеющиеся в Москве запасы спиртного.

– Ты проснулся? – послышался из угла быстрый шепот.

Я сфокусировал взгляд: чуть поодаль на таком же грязномматрасе сидела Марина. От красивой укладки на ее голове не осталось и следа,макияж тоже испарился. Сейчас Арапова не выглядела хорошенькой куколкой, сразустало понятно, что тридцатилетие – давно пройденный для дамы этап, но страннымобразом Марина стала от этого милее.

– Эй, ты как? – зашептала она.

– Ужасно, – признался я.

– Голова гудит?

– Да.

– И тошнит?

– Верно.

– Со мной то же самое, думаю, это результат применениябольшой дозы снотворного.

– Что? – не понял я.

– Похоже, похитители использовали пистолет, заряженныйампулами с наркозом, – вздохнула Арапова. – Такие применяют вветеринарии, чтобы усыпить опасное животное.

– Хочешь сказать, что нас доставили в нужное место, когда мыспали?

– Именно так.

– Это Чечня?

– Думаю, да.

– Ну, это маловероятно.

– Почему?

– До мятежной республики не один день пути, – ответиля, борясь с подступающей к горлу тошнотой.

– Ваня, у тебя часы дату показывают?

– Конечно.

– Они электронные, не требующие подзаводки?

– Верно, механика лучше, но…

– Речь сейчас идет не о марках брегетов, – зашипелаМарина, – а о том, что твой будильник исправно работает от батарейки, так?

– Так, – подтвердил я, плохо понимая, куда клонитАрапова.

– Помнишь, когда я пришла к вам?

– Сегодня вечером.

– Число назови!

– Двенадцатое апреля.

– А теперь на часы взгляни!

Я поднес руку к лицу и ахнул:

– Пятнадцатое!

– Верно, у меня то же самое.

– Но куда подевались тринадцатое и четырнадцатое?

– Мы их проспали, нас усыпили, оттого и голова гудит.

– Семь ровно, – в изумлении сказал я, – утро иливечер?

– Не знаю.

Я попытался собраться с мыслями.

– Надо позвонить по мобильному, набрать сто, там скажут,допустим, девятнадцать часов…

– Ваня, – перебила Марина, – у тебя сотовый есть?

Я похлопал себя по карманам.

– Нет! Впрочем, и кошелек отсутствует, и сигареты.

– И у меня забрали все.

– Карточка! Она пропала?

Марина фыркнула: