И тут Шеридан вспомнила, что в последнее время на нее как-тостранно поглядывают, особенно мужчины. С вожделением? Отец просто не заметил,что у нее уже бугорками набухли груди, которые Шерри не удавалось скрыть дажепод плотно застегнутой курткой.

Еще тетя сказала, что она, как гулящая девка. Гулящая?Шеридан сдвинула брови, пытаясь вспомнить, когда и при каких обстоятельствахона слышала эти слова. Кажется, гулящая — это что-то вроде проститутки… Шлюхи.Ага, значит, гулящая шлюха! Так вот на кого похожа Шеридан! К горлу девочкиподступил ком. Тетя Корнелия права. Во всем права. Но хуже всего то, что мамастала бы ее стыдиться.

Шеридан так и стояла, не в силах сдвинуться с места. И вдругуслышала, что тетя хочет оставить ее у себя, в приличном доме, и дать ейнадлежащее воспитание, а отец протестует, но как-то неуверенно. Как толькоголоса в соседней комнате смолкли, Шерри бросилась к двери и с шумом распахнулаее, зацепившись за дурацкую подставку для ног.

— Нет, папа, не соглашайся! Не оставляй меня здесь!Пожалуйста!

Видя, что тетка загнала отца в угол и он в полномизнеможении, Шеридан прижалась к нему и обвила его шею руками.

— Пожалуйста, я надену женские ботинки, расчешу волосы,сделаю все, что ты хочешь, только не оставляй меня здесь.

— Не надо так, дорогая, — проронил он, и девочка поняла, чтовопрос не подлежит обсуждению.

— Я хочу быть с тобой, Рафи и Спящей Собакой! Только с вами,что бы она тут ни говорила!

Шеридан, как заведенная, повторяла эти слова и на следующееутро, когда отец уезжал.

— Ты и оглянуться не успеешь, как я за тобой приеду, —сказал он уверенно. — У Рафи есть неплохая задумка. Мы заработаем кучу денег ивсе вместе приедем за тобой через год, ну самое большее — через два. К томувремени ты будешь уже совсем взрослой. Мы отправимся в Шервинз-Глен, и япострою там великолепный дом, как и обещал тебе, радость моя. Вот увидишь.

— Мне не нужен великолепный дом, — плакала навзрыд Шеридан,переводя взгляд со Спящей Собаки на Рафи, мрачного и красивого, и снова наиндейца, стоявшего с бесстрастным лицом. — Мне нужны только ты, Рафи и СпящаяСобака!

— Говорю же тебе, Шерри, не успеешь оглянуться, как явернусь, — твердил отец, будто не слышал ее рыданий, глядя на нее со своейтеплой улыбкой, перед которой не могла устоять ни одна женщина. И на прощание,чтобы утешить ее, добавил:

— Ты только представь, как будет поражен Рафи, когда увидитперед собой прекрасную молодую леди… в юбке… обученную разным там…премудростям.

Не успела Шеридан и рта раскрыть, как он высвободился из еецепких рук, надел шляпу и, отступив на шаг, посмотрел на Корнелию.

— Деньги буду высылать при первой же возможности. Корнелиямолча кивнула с видом королевы, принимающей подаяние от простолюдина, но этонисколько не обидело Патрика.

— Кто знает, — сказал он с лукавой улыбкой, — может, мы тебяувезем в Англию. Будешь жить Под носом у эсквайра Фарадея и вести хозяйство вдоме, куда большем, чем у него? Неплохо, а? Помню, в гостиной постоянно толпилисьтвои поклонники, но ни один из них, — с насмешливой улыбкой добавил Патрик, —не был достоин тебя. Не правда ли, Нелли? Может, с возрастом они стали лучше?

Шеридан, боясь зареветь, как маленькая, во все глазасмотрела на отца, лишь пожимавшего плечами в ответ на суровое молчание тети. Новот он крепко обнял Шерри.

— Пиши мне! — В голосе девочки звучала мольба.

— Обязательно.

Отец уехал. И тогда Шерри медленно повернулась и посмотрелана женщину с бесстрастным лицом, разбившую ей жизнь, свою единственнуюродственницу. Ее серые глаза наполнились слезами, и она очень спокойно и оченьчетко произнесла:

— Как бы я хотела… чтобы мы сюда никогда не приезжали, чтобыя никогда тебя не видела! Я тебя ненавижу.

Вместо того чтобы дать Шерри вполне заслуженную оплеуху,тетя Корнелия, презрительно глядя ей прямо в глаза, сказала:

— Других слов я от тебя и не ждала, Шеридан. И тывозненавидишь меня еще больше, пока я буду идти к своей цели. Я же никакойненависти к тебе не питаю. А сейчас, прежде чем начать наши уроки, давай попьемчайку.

— Чай я тоже ненавижу, — сообщила Шеридан, вздернувподбородок и так же презрительно глядя на тетку. Как же они были сейчас похожи!От Корнелии это не ускользнуло, однако Шеридан подобное и в голову не моглоприйти.

— Такой взгляд, дитя мое, я сама давным-давно отработала, ион на меня не действует. В Англии он сослужил бы тебе хорошую службу, будь тыпризнанной внучкой эсквайра Фарадея. Но здесь, в Америке, никому нет дела дородственников высокомерного эсквайра. Здесь мы — нищие, которые всяческискрывают свою нищету. Здесь я учу этикету детей, чьих родителей раньше и незаметила бы, и даже считаю, что мне повезло с работой. Я не устаю благодаритьГоспода за то, что у меня есть уютный домик, и не оглядываюсь на прошлое.Фарадеи никогда не жалуются на судьбу, не ропщут. Запомни это. Я тоже нежалуюсь. Напротив. Мне не надо теперь никому угождать. По утрам я спокойнопросыпаюсь и не жду очередных неприятностей. Веду нормальную, достойную жизнь.

Закончив эту тираду, Корнелия отступила на шаг и, кривоусмехнувшись, смерила взглядом племянницу, неподвижно стоявшую перед ней.

— Дорогая моя! Если хочешь чего-то добиться, не смотри наменя высокомерно, не задирай нос, держи себя скромнее. Именно так я поступилабы на твоем месте.

Не будь Шерри так тоскливо и горько, она рассмеялась бы. Современем она опять научилась смеяться — так же, как научилась латыни и светскимманерам. Тетя упорно шла к своей цели. Она обучала Шеридан всему, что зналасама. И вскоре девочка поняла, что ее суровая, педантичная тетя заботится освоей непутевой племяннице и даже любит ее по-своему. Обида постепенно прошла,и Шеридан преуспевала в учебе. Скуку и монотонность ее новой жизни, из которойисчезли дикие скачки верхом, конь в яблоках и веселье под звездным небом,скрашивало чтение. Здесь запрещалось даже переглянуться с мужчиной, азаговорить с незнакомцем считалось почти преступлением. Петь разрешалось тольков церкви, и безвозмездно. Нелегко было Шеридан после бурной, полной приключенийжизни вести столь унылое существование. Учиться наливать чай, держа чайник подопределенным углом, класть на надлежащее место вилку и нож после еды. Однакотетушка постоянно твердила: «Манеры в нашем положении — единственное, чем мыможем гордиться».

Шеридан в этом убедилась, когда ей исполнилось семнадцатьлет и тетя пригласила в гости миссис Эдли Рейберн, директрису школы, в которойпреподавала. Облаченная в скромное коричневое платье, с уложенными в аккуратныйпучок волосами, скрепленными наколкой, собственноручно вышитой Шеридан, девушкабыла представлена почетной гостье. Та на мгновение задержала взгляд на лице иприческе Шеридан, что с недавних пор вошло в привычку у горожан. Еще нескольколет назад юная Шерри, непосредственная и к тому же плохо воспитанная, либосмущенно потупилась бы, либо надвинула на глаза шляпу, либо вызывающе спросила,с какой стати миссис директриса на нее пялится.