Кровь – одна из самых драгоценных жидкостей. Это сама жизнь,это великий дар, если его дают добровольно, но сейчас это не было добровольно.У Гвеннина кровь отняли, отняли насильно самую его суть.

Я вцепилась ногтями в руку Риса, борясь с тошнотой, не смеяпроявить отвращение. Я заставляла себя дышать, заставляла глотать, не вытошнитьвсе, что во мне было, прямо на Королеву Воздуха и Тьмы.

Андаис отвалилась от поцелуя, рассыпая глазами искры. Онапросто сияла.

– Тебе это совсем не понравилось, правда же?

Я глубоко, очень глубоко вдохнула. Меня не вытошнит. Мненельзя. Я не могла представить, что она сделает, если это случится, а Гвеннин уее ног очень живо напоминал мне, на что она способна. Сам вкус в моем ртунапоминал мне об этом, и я постаралась не заострять внимание на этом вкусе. Ясправилась и с дыханием, и с желудком, но с лицом, я знала, мне справиться неудалось. Ничего не могла поделать.

Она засмеялась: отрывистый, свирепый, радостный звук,похожий на крик сокола.

– Наверное, прежде чем отречься от трона, я потребую оттебя провести со мной ночь. Ты настолько человек, настолько благая! Тебе непонравится, что я с тобой сделаю.

– Если бы мне это понравилось, зачем бы тебе этоделать? – сказала я, в голосе злость явно преобладала над страхом.Затормозить я не успела.

Она покачала головой едва ли не с грустью.

– Ну вот опять, Мередит. Со словами все в порядке, атон говорит: отымей саму себя и свою лошадь в придачу.

Я посмотрела ей в глаза и на этот раз не пыталась ничегоскрыть. Ей нравилась моя ненависть. Она будет счастлива, принудив меня спать сней, в том числе к потому, что я ненавижу ее, а она ненавидит меня.

– Скажи, что думаешь, Мередит. Скажи своей дражайшейтетушке те слова, которые подойдут к этой злобе в благих глазках, – В еемурлыкающем голосе перемешались воедино злость, соблазнение и обещание боли.

Рис сжал меня крепче, все тело его напряглось. Я сказала:

– Мы ненавидим друг друга, дражайшая тетушка, и всегданенавидели.

– А что ты думаешь о том, что я затащу тебя себе впостель?

– Что мне следует занять твой трон как можно скорее.

В толпе послышались потрясенные вздохи. Андаисрасхохоталась.

– Ты угрожаешь мне?

– Нет. Когда я держала в руках умирающего Галена, ядумала, что это слишком высокая цена за любой трон. Я и сейчас так думаю, носпасибо тебе, дорогая тетя, за напоминание, что я либо стану королевой, либоумру.

– Оказаться в моей постели – это еще не смерть,Мередит.

– Иногда, дорогая тетя, смерть души страшнее, чемсмерть тела.

– Хочешь сказать, что, если я тебя заставлю, я убьютвою душу? – Она опять рассмеялась.

– Это убьет что-то во мне, и ты, несомненно, получишьот этого удовольствие.

– Да, – согласилась она. – Получу.

Я ощутила запах роз – нежный, тонкий запах. Андаисоглянулась по сторонам.

– Что это пахнет?

– Цветы, – сказала я.

– Здесь нет цветов.

Я посмотрела прямо в покрытое засохшей кровью лицо.

– Будут.

Единственное слово обладало весом и силой.

– Розы – хрупки, Мередит. Они не растут в саду безприсмотра садовников.

– Диким розам присмотр не нужен, – сказал Дойл.

Королева повернулась к нему.

– Что это ты лепечешь, Мрак?

– Разве ты не чувствуешь, моя королева? Это запах несадовых роз, это пахнет шиповник, дикая роза, а ей не нужны ни грядки, нисадовники. Скорее напротив, ее почти невозможно вырубить и уничтожить, если онапустила корни.

– Не подозревала, что ты интересуешься садоводством,Мрак.

– Эта роза создаст сад для себя сама, где бы нивыросла.

Она уставилась на него, вглядываясь в бесстрастное лицо,словно увидела что-то, что я не могла прочитать.

– Осторожней, Мрак, не влюбись в розу, у нее есть шипы.

– Да, – согласился он, – всегда нужно помнитьо шипах, когда собираешься сорвать розу.

– И ты поранишь меня своими шипами, Мрак?

– Зачем розе шипы, если они не ранят?

– Это угроза? – спросила она.

– Что, если часть души, которую ты украдешь у Мередит,это та самая часть, что взывает к ситхену? Что, если часть ее радости, которуюты убьешь, это та часть, к которой обращается Богиня? Неужели ты уничтожишьвсе, что едва проснулось, ради темного позыва?

– Я здесь королева, Мрак!

– Твой брат Эссус тебя любил, – сказал Дойл.

Это напоминание прозвучало странно даже на мой слух.Королева нахмурилась.

– Почему ты заговорил о моем брате?

– А почему Эссус не стал королем? – спросил Дойлвсе тем же невыразительным голосом.

– Он отказался от трона.

– Неправда.

Королева облизнула губы.

– Он не захотел убивать меня ради трона.

– Эссус слишком тебя любил, – сказал Дойл. Андаисснова повернулась ко мне.

– А его дочь меня терпеть не может. Это ты хотелсказать, Мрак?

– Мередит, дочь Эссуса, не любит тебя, Андаис, КоролеваВоздуха и Тьмы.

Она прищурилась.

– Ты мне угрожаешь!

– Я говорю, что тех, кто желал видеть Эссуса на твоемтроне, остановила его любовь к тебе. Теперь же между тобой и опасностью нестоит ничья любовь.

Я бы очень хотела получше видеть ее лицо, но кровь почти всескрывала.

– Значит, ты служил мне лишь по обязанности, Мрак.

– Нет, моя королева, не по обязанности.

– Но сейчас ты меня не любишь.

– Нет, – сказал он. – Эту часть меня ты убилауже давно.

– А если я скажу, что Мередит никогда не получит мой трон,никогда не станет королевой, что ты скажешь на это?

– Что мы уйдем, все, кто пожелает, и найдем местоизгнания в Западных землях.

– Ты не можешь говорить это всерьез!

– Я серьезен в каждом слове, Андаис, Королева Воздуха иТьмы. Я всегда говорил всерьез, обращаясь к тебе.

Он не сдержал тихий звук, вырвавшийся из груди. На щекеблеснула слеза.

– Я не... – Она осеклась и начала снова: – Я незнала.

– Ты меня не замечала, – сказал он, и голос ужебыл ровным.