Продолжая разыгрывать спектакль, о котором они условились,Ян подошел к группе гостей, в которой находились Таунсенды, и заговорил сДжорданом, стоявшим между женой и Элизабет, которая повернулась к нему спиной икокетливо отвечала на комплименты обступивших ее молодых людей. Бросив на Янапонимающий взгляд, Джордан вызволил Элизабет из толпы обожателей.

– Леди Кэмерон, – сказал он, мгновенно входя в свою роль, –надеюсь, вы еще помните нашего друга лорда Торнтона, маркиза Кенсингтонского?

Сияющая улыбка, которой Элизабет одарила Яна, малонапоминала ту, на которой настаивала вдовствующая герцогиня, – «вежливую, нобезразличную».

– Конечно, я вас помню, милорд, – сказала она Яну, грациознопротягивая руку для поцелуя.

– Надеюсь, этот вальс – мой, – церемонно произнес Ян, восновном для поклонников Элизабет, чьи напряженные спины выдавали живейшеевнимание к их разговору. Он дождался, пока они вошли в круг танцующих и после этогозаговорил свободнее:

– Вы кажетесь очень довольной сегодняшним вечером.

– Это так и есть, – ответила она и, подняв голову, увидела,как похолодел его взгляд, но теперь она лучше понимала его и догадалась, о чемон думает.

Мягкая понимающая улыбка тронула ее губы. Оркестр заигралвальс, и Ян опустил руку ей на талию.

Над их головой горели сотни тысяч свечей в хрустальныхканделябрах, но Элизабет купалась в лунном свете, серебрившем сад Черайз двагода назад. Тогда, как и сейчас, Ян плавно закружил ее в вальсе. То, чтоначалось между ними с этим вальсом, закончилось плохо, очень плохо. Танцуя сним сегодня, она знала, что этот вальс закончится по-другому, и замирала отсчастья и волнения. Она молчала, надеясь, что он скажет ей что-нибудь приятное,как в прошлый раз.

– Белховен весь вечер пожирает тебя глазами, – неожиданнопроизнес Ян. – Как и половина мужчин в этой зале. Это же надо – чтобы в стране,жители которой так гордятся своими хорошими манерами, мужчины выражали восхищениехорошенькой женщиной в такой примитивной форме.

«Это совсем не то откровение, которого я ждала, –улыбнувшись про себя, подумала Элизабет. – Придется мне самой улучшить емунастроение». Подняв голову, она тихо сказала:

– Ян, у вас бывало когда-нибудь так, что вы очень хотеличего-то, безумно хотели, и зная, что стоит протянуть руку и вы получите это,все-таки не смели этого сделать?

Удивленный таким серьезным вопросом и тем, что онаобратилась к нему по имени, Ян постарался заглушить в себе ревность, котораяснедала его весь вечер.

– Нет, – сказал он, старательно избегая резких нот в своемголосе, и. посмотрел в ее открытое ласковое лицо. – А почему вы спрашиваете? Вычего-нибудь хотите?

Она отвела взгляд и кивнула.

– И чего же вы хотите?

– Вас.

У него перехватило дыхание, и он молча смотрел на еезолотистые волосы.

– Что вы сказали?

Она повернула к нему голову,

– Я сказала, что хочу вас, только боюсь, что… Сердцерванулось у него в груди, и пальцы непроизвольно впились ей в спину.

– Элизабет, – сказал он напряженным голосом и, окинуввзглядом окружавшую ее толпу, отогнал сумасшедшую мысль утащить ее на балкон, –зачем вы говорите мне такие вещи, когда мы находимся на этом проклятом балу?

Ее сверкающая улыбка стала еще шире.

– Это место показалось мне самым подходящим, – сказала она,наблюдая, как его глаза темнеют от сдерживаемой страсти.

– Потому что здесь безопаснее? – спросил Ян, решив, что онаопасается его пылкой реакции.

– Нет, потому что так все начиналось два года назад. Мы былив саду, заиграл вальс, – напомнила она ему. – И вы подошли ко мне сзади исказали:

«Потанцуйте со мной, Элизабет». И я… я согласилась, –продолжила она и умолкла, заметив какое-то новое выражение в его янтарныхглазах. – Помните? – голос ее дрогнул, и она опустила голову.

Ян молчал. Элизабет подняла на него взгляд и вдруг увидела вего глазах такую тоску, уязвимость и неприкаянность, что ей стало трудно дышатьи на глазах выступили слезы.

– Любите меня, Элизабет, – отчаянно прошептал он. От этихпростых слов у нее пробежал мороз по коже.

– Я так и делаю, – сказала она, стараясь передать емувзглядом всю свою любовь.

Вальс кончился, и Ян с сожалением разомкнул руки. Они имеетепрошли через толпу, улыбаясь встречным людям, которые не догадывались, чтотолько что соединились две одинокие души. Когда они приблизились к Таунсендам,Ян задержал ее прикосновением руки.

– Я хотел вам кое-что сказать, – сказал он. Чтобы ихостановка казалась естественной, он взял бокал с подноса, который лакейпроносил мимо. – Я сказал бы вам раньше, но тогда вы стали бы сомневаться вмотивах, которые руководили мной, и не поверили бы мне.

Элизабет кивнула проходившей мимо женщине и медленноподнесла к губам бокал, слушая его тихие слова:

– Я никогда не говорил вашему брату, что не хотел на васжениться.

Они медленно пошли к Таунсендам.

– Спасибо, – тихо сказала она, сделав глоток из бокала.

– И еще, – мрачно продолжил он.

– Что?

– Мне осточертел этот бал. Я бы отдал половину всего, чтоимею, лишь бы мы оказались сейчас вдвоем.

К его удивлению, она тут же согласно кивнула.

– Я тоже.

– Половину? – усомнился он, смеясь и совсем забыв оприличиях. –

Действительно?

– Ну, по крайней мере четверть, – уступила она, протягиваяему руку для прощального поцелуя и берясь за юбки, чтобы присесть в реверансе.

– Не смейте приседать передо мной, – предупредил он, целуяее руку в перчатке. – Куда бы я ни пошел, везде женщины, как корабельныепаруса, падают на пол.

Плечи Элизабет затряслись от смеха и, несмотря на егозапрет, она присела в глубочайшем тронном реверансе, который представлял собойчудо грации и изящества, и услышала над собой его гортанный смех.

Настроение Яна резко переменилось, и сейчас ему казалось,что это самый чудесный бал на свете. С этого момента он уже совершеннохладнокровно танцевал с престарелыми матронами, чтобы заручиться уважениемсвета и быть достойным кавалером Элизабет. Этот светлый и радостный для неговечер был омрачен всего несколько раз, когда кто-то, не зная его имени,рассказал ему, что всего два месяца назад дядя Элизабет рассылал письма спредложением ее руки всем бывшим ухажерам.