Он перехватил внимательный взгляд, которым обменялся один изних с Мельником. Вслух при этом не было произнесено ни слова. Человек в ватникевскользь осмотрел Артема и вернулся к своему неторопливому и неслышномуразговору.

Еще несколько минут медленно протекли в молчании. Артемпопытался было снова заговорить с Мельником о станции, на которой онинаходились, но тот отвечал нехотя и односложно.

Потом человек в ватнике встал со своего места, подошел к ихстолу, и, наклонившись к Мельнику, пробормотал: — Что с Киевской-то делатьбудем? Назревает… — Ладно, Артем, иди отдохни пока. Третья палатка отсюда — длягостей. Постель уже застелена, я распорядился. Я посижу пока, мне поговоритьнадо, — сказал сталкер.

Со знакомым неприятным чувством, что его только чтоотослали, чтобы он не подслушивал взрослых разговоров, Артем послушно встал ипоплелся к выходу. По крайней мере, он мог самостоятельно исследовать станцию,утешил он себя.

Сейчас, когда у него была возможность внимательнееприсмотреться, Артем обнаружил еще несколько маленьких странностей. Зал былидеально расчищен, и разнообразный хлам, которым неизбежно было заваленобольшинство жилых станций в метро, здесь полностью отсутствовал. Да Смоленскаябольше и не производила впечатление жилой станции. Она вдруг напомнила емукартинку из школьного учебника по истории, на которой был изображен военныйлагерь римских легионеров. Правильно, симметрично организованное,просматривающееся во всех направлениях пространство, ничего лишнего,расставленные повсюду караулы, укрепленные входы и выходы…

Долго разгуливать по станции у него не получилось.Наткнувшись на откровенно подозрительные взгляды ее обитателей, Артем уже черезнесколько минут понял, что за ним следят, и предпочел ретироваться в палаткудля гостей. Там его действительно ждала застеленная раскладушка, а в углу стоялполиэтиленовый пакет с его именем. Опустившись на взвизгнувшую пружинами койку,Артем раскрыл его. Внутри лежали его личные вещи, оставленные в рюкзаке.Покопавшись секунду, он достал из пакета принесенную с поверхности детскуюкнижку. Интересно, проверяли ли они его маленькое сокровище счетчиком Гейгера?Он наверняка нервно защелкал бы вблизи книги, но Артем предпочитал об этом недумать. Он перелистнул пару страниц, разглядывая чуть выцветшие картинки напожелтевшей бумаге и оттягивая тот момент, когда между очередными листами оннайдет свою фотографию.

Свою фотографию?

Что бы ни случилось теперь и с ним, и с ВДНХ, да со всемметро, вначале он должен вернуться на свою станцию, чтобы спросить у Сухого:кто на ней. Она это, или не она. Артем прижался к снимку губами, потом сновазаложил его между страницами и спрятал книгу обратно в рюкзак. На секунду емупоказалось, что в его жизни что-то медленно становится на свое место. А ещечерез мгновение он уже спал.

Когда Артем открыл глаза и вышел из палатки на станцию, ондаже не сразу сообразил, где очутился — настолько она изменилась. Целых жилищна ней оставалось меньше десятка, остальные были сломаны или сожжены. Стеныбыли покрыты копотью и исклеваны пулями, штукатурка с потолка осыпалась ибольшими кусками лежала на полу. По краям платформы текли зловещие черныеручейки, предвестники грядущего затопления. В зале почти никого не было, толькорядом с одной из палаток на полу возилась с игрушками маленькая девочка. Сдругого края, где уходила наверх лестница нового выхода со станции, доносилисьприглушенные крики, и стены изредка озарялись пламенем. Кроме него мрак в залеразгоняли только две уцелевшие лампы аварийного освещения.

Автомат, который он вроде бы оставлял у изголовьяраскладушки, куда-то исчез. Тщетно обыскав всю палатку, Артем смирился с тем,что ему придется идти безоружным.

Что же здесь произошло? Он хотел было расспросить игравшуюдевочку, но та, увидев подошедшего Артема, отчаянно разревелась, так чтодобиться от нее хоть чего-то было невозможно.

Оставив захлебывающуюся в рыданиях малышку за спиной, Артемосторожно прошел через арку и выглянул на пути. Первой вещью, которая приковалак себе его взгляд, были три привинченные к мраморной облицовке бронзовые буквы:«В…НХ». Вместо второй — «Д», которой не хватало для родного четырехбуквенника,виднелся лишь темный след. Через всю надпись по мрамору шла глубокая трещина.

Надо было проверить, что происходит в туннелях. Если станциюкто-то захватил, то, прежде чем вернуться назад за подмогой, Артем долженразведать обстановку, чтобы точно объяснить союзникам с юга, что за опасностьим угрожает.

Сразу после входа в перегон сгущалась такая непрогляднаятемнота, что даже собственную руку Артем видел не дальше локтя. В глубинетуннеля что-то издавало странные чавкающие звуки, и идти туда безоружным былосущим безумием. Когда они ненадолго смолкали, становилось слышно, как по полужурчит вода, обтекая его кирзовые сапоги и устремляясь назад, к ВДНХ.

Ноги дрожали и отказывались идти вперед. Тревожный голос вего голове твердил ему, что дальше идти опасно, что риск неоправданно велик, ав такой темноте ему все равно не удастся ничего разглядеть. Но другая егочасть, не обращая внимания на все разумные доводы, тянула его вглубь, во тьму.И, сдавшись, он словно заведенный, делал еще один шаг вперед.

Тьма вокруг стала абсолютной, и не видно уже было ровнымсчетом ничего, отчего у Артема возникало странное ощущение, что его телоисчезло. От его прежнего «я» сейчас оставался только слух и всецелополагающийся на него разум. Он продвигался так еще некоторое время, но звуки,по направлению к которым он шел, так и не стали ближе. Зато послышались другие.Шорох шагов, точь-в-точь похожих на те, что он слышал раньше, в такой жетемноте, но только, как Артем ни старался, он не мог понять, где именно и прикаких обстоятельствах это произошло. И с каждым новым шагом, долетающим изневидимой глубины туннеля, Артем чувствовал, как в сердце ему капля за каплейпросачивается черный холодный ужас. Через несколько мгновений он, не выдержав,развернулся, и стремглав бросился бежать на станцию, но не разглядев в темнотешпалы, споткнулся об одну из них и упал, понимая, что ему сейчас ему неминуемонастанет конец.

Проснулся он весь в поту, и не сразу даже осознал, что восне он свалился с раскладушки на пол. Голова была необыкновенно тяжелая, ввисках пульсировала тупая боль, и Артем еще несколько минут провалялся набрезентовом дне палатки, пока не пришел наконец в себя и не сумел подняться наноги.