У черного жерла туннеля на краю платформы, свесив ноги вниз,сидели двое караульных, третий стоял на путях и всматривался в темноту. Настене была через трафарет выведена надпись: «Арбатская конфедерация — добропожаловать». Буквы были полустертые, сразу становилось ясно, что краску ужедавно не обновляли. Переговаривались караульные шепотом и даже шикали друг на друга,если один из них вдруг поднимал голос.

Кроме сталкера и Артема с Антоном шли еще двое местных. Обаони были мрачные и неразговорчивые, на гостей поглядывали недоброжелательно, акак их звать, Артем так и не расслышал.

Обменявшись короткими фразами с охранявшими вход в туннельлюдьми, они слезли на пути и медленно двинулись вперед. Круглые своды туннелябыли здесь совершенно обычные, пол и стены выглядели нетронутыми временем иразрушением. И все же Артема уже с первых шагов начало охватывать то неприятноечувство, о котором говорили челноки. Из глубины им навстречу выползал темный,необъяснимый страх. В перегоне было тихо, только издалека слышалисьчеловеческие голоса — там, наверное, и располагался дозор.

Это был один из самых странных постов, которые Артемуприходилось видеть. На набитых песком мешках сидели кружком несколько человек,посередине стояла железная печка-буржуйка, чуть поодаль — ведро мазута. Лицадозорных освещали только пробивающиеся сквозь щели в печке язычки пламени инеровное пламя на фитиле подвешенной на цепочке масляной лампы. От несвежегодыхания туннелей лампа чуть-чуть раскачивалась, и от этого казалось, что тенисидящих неподвижно людей живут своей собственной жизнью. Но самое главное —дозорные спокойно сидели спиной к туннелю, и это резало глаз больше всего.

Прикрываясь ладонями от слепящих лучей карманных фонарейсменщиков, дозорные засобирались домой. — Ну, как? — спросил у них Антон,зачерпывая ковшом мазута. — Как тут может быть? — невесело усмехнулся старшийсмены. — Как всегда. Пусто. Тихо. Тихо… — он шмыгнул носом и, сгорбившись,зашагал к станции.

Пока остальные пододвигали свои мешки поближе к печке ирассаживались, Мельник обратился к Антону: — Ну что, сходим дальше, посмотрим,что там? — Да там нечего смотреть, завал как завал, я-то уже сто раз видел.Сходи, если хочешь, тут метров пятнадцать всего, — он указал через плечо всторону Парка победы.

Остававшееся до завала расстояние несло следы обрушения. Полбыл покрыт кусками камня и землей, потолок в некоторых местах просел, а стеныосыпались и сузились. Сбоку чернел перекошенный проем входа в неизвестныеслужебные помещения, а в самом конце этого аппендикса ржавые рельсы упирались вгруду раскрошенных бетонных блоков, перемешанных с булыжниками и грунтом. В этуземляную толщу погружались и идущие вдоль стен железные трубы коммуникаций.

Осветив фонарем обрушившийся туннель и не найдя никакихтайных лазов, Мельник пожал плечами и вернулся к скособоченной двери. Оннаправил луч внутрь, заглянул туда, но порога так и не переступил. — Во второмперегоне тоже никаких изменений? — спросил он у Антона, вернувшись к печке. —Как десять лет назад все было, так и сейчас, — отозвался тот.

Они надолго замолчали. Теперь, когда фонари были потушены, асвета оставалось всего-то — от неплотно прикрытого затвора печки да открошечного огонька за закопченным стеклом масляной лампы, тьма вокруг сталанастолько плотной, что, казалось, словно соленая вода выталкивала из себячужеродные тела. Поэтому, наверное, все дозорные сгрудились вокруг печки,прижимаясь к ней так близко, как только это было возможно — здесь темноту ихолод прореживали желтые лучи, и дышалось свободнее. Артем терпел сколько мог,но потребность услышать хоть какой-то звук заставила его преодолеть стеснение:— Я на вашей станции раньше не был никогда, — кашлянув, сказал он Антону, — непонимаю вот, зачем вы тут дежурите, если там нет ничего? Вы же даже туда несмотрите! — Порядок такой, — объяснил старший. — Говорят, что потому здесьничего такого и нет, что мы дежурим. — А что там дальше, за завалом? — Туннель,надо думать. До самого, — он прервался на секунду, обернувшись назад ипосмотрев на тупик, — до самого Парка победы. — А там живет кто-нибудь?

Антон ничего не ответил, только неопределенно мотнулголовой, помолчал, а потом поинтересовался: — Ты что же, вообще ничего о Паркепобеды не знаешь? — и, так и не дождавшись от Артема ответа, продолжил. — Богзнает, что там сейчас осталось, но раньше там была огромная двойная станция,одна из тех, которые в последнюю очередь строились, совсем новая. Те, ктопостарше и бывал там еще тогда… ну… до… так вот они говорят, что очень богатобыло сделано, и залегала она очень глубоко, не как другие новостройки. И, надодумать, люди там жили припеваючи. Но недолго. Пока туннели не обрушились. — Акак это случилось? — перебил Артем. — У нас говорят, — Антон оглянулся наостальных, — что само рухнуло. Плохо спроектировано было, на строительстве своровали,или еще что-то такое. Но это уже так давно было, что точно не помнит никто. — Ая вот слышал, — тихо сказал один из дозорных, — что начальство здешнее обаперегона взорвало к чертям. То ли конкуренция с Парком победы у них была, то лиеще чего… Может, боялись, что Парк их со временем под себя подомнет. А у нас наКиевской в то время сам знаешь кто распоряжался… Кто на рынке раньше фруктамиторговал. Народ горячий, к разборкам привычный. Ящик динамита в этот туннель —ящик в тот, от своей станции подальше, и понеслась. Вроде и без крови, ипроблема решена. — И что с ними потом стало? — Ну мы-то не знаем, мы потом ужесюда пришли… — начал было Антон, но разговорившийся дозорный перебил его: — Дачто там может стать? Перемерли все. Сам должен понимать, когда станция от метроотрезана, там долго не выживешь. Фильтры сломались, или там генераторы, илизаливать начало — и все, на поверхности и сейчас-то не разгуляешься, Я слышал,сначала они вроде копать пытались, но потом отступились. Те, кто здесь дежурилвначале, говорят, через трубы крики слышали… Но скоро и это прекратилось…

Он кашлянул и протянул ладони к печке. Согрев руки, дозорныйпосмотрел на Артема и добавил: — Это даже не война была. Кто же так воюет? Тамведь у них и женщины, и дети были. Старики… Целый город. И за что? Так просто,деньги не поделили. Вроде сами никого и не убивали, а все равно. Вот тыспрашивал, что там, по ту сторону завала. Смерть там.