Он буквально упал на одно колено и склонил голову; впрочем,скорее всего он хотел скрыть свою злобу.

– Я во всем повинуюсь принцессе.

– Вставай и уйди от меня куда-нибудь подальше.

Дойл отослал его в дальний конец коридора, и он ушел безвозражений, хотя звездочки в его глазах пылали от гнева.

– Я не согласен с Онилвином, – проговорилАматеон. – Не во всем по крайней мере. Но ты действительно собираешьсяпривести сюда полицию людей?

Я кивнула.

– Королеве это не понравится.

– Да, не понравится.

– Так зачем ты рискуешь ее гневом, принцесса? – Онбыл искренне удивлен. – Нет на свете ничего и никого, ради чего я готовбыл бы вызвать на себя ее гнев. Даже ради собственной чести не стал бы.

Он был одним из тех, кто превратил мое детство в ад, носовсем недавно я разглядела другую сторону Аматеона. Испуганную, ранимую ибеспомощную. А тех, о ком я знаю, что они тоже чувствуют боль, мне всегда былотрудно ненавидеть.

– Беатриче была мне другом, но еще – что важнее – онапринадлежала к моему народу. Править людьми – значит защищать их. Я хочупоймать того, кто это сделал. Я хочу найти его и покарать. Я хочу, чтобы он,она или они больше ни с кем такого не сделали. А репортер был нашим гостем, иубить его вот так – это оскорбление всему двору.

– Но ведь тебе безразлична честь двора, – удивилсяон, искренне пытаясь понять меня.

– Нет, не безразлична.

Он сглотнул так громко, что мне было слышно.

– Ни одна смерть не напугает меня настолько, чтобыввести людей-полицейских в наш дом, даже моя собственная.

– Почему ты так боишься полиции?

– Я не боюсь полиции. Я боюсь гнева королевы, а онаразозлится, если их пригласить.

– Никто не будет убивать людей, которых я кляласьзащищать, Аматеон. Никто.

– Но ты еще не клялась! Тебе не давали присягу, ты несидишь на троне!

– Если я не сделаю все, что в моих силах, чтобы пойматьубийцу, чтобы защитить всех в этой земле, от мала до велика, то я не достойнаникакого трона.

– Ты спятила, – сказал он, выпучив глаза. –Королева тебя убьет за такие слова.

Я оглянулась на тело Беатриче и подумала о другом теле,много-много лет назад. Королева не спрятала тело моего отца от журналистов поодной-единственной причине: они нашли его раньше. За мили от холмов фейри,разрезанным на куски. Они нашли его и сфотографировали. Его телохранители нетолько опоздали спасти его жизнь: они не уберегли ни его тело от позора, нименя от этого ужаса.

Полицейские что-то пытались расследовать, потому что егоубили не в наших землях, но им никто не помогал. Их не пустили ни в один изнаших холмов. Им запретили допрашивать кого бы то ни было. Их остановили еще доначала работы потому что королева была уверена: мы сами найдем убийц. Мы их ненашли.

– Я напомню тете, что она сказала, когда был убит мойотец, ее брат.

– А что она сказала?

Аматеону ответил Дойл:

– Что мы сами отыщем того, кто убил принца Эссуса, чтоподи будут только путаться у нас под ногами.

Я посмотрела на него, и он ответил мне прямым взглядом.

– На этот раз я скажу ей, что у людей есть наука, откоторой сидхе не спрятаться. Что единственная причина, по которой полицию нужнодержать в стороне, – это если она не хочет, чтобы убийцу нашли.

– Мерри, – вмешался Рис. – Я бы на твоемместе сформировал это по-другому.

Он несколько побледнел от моих слов. Я покачала головой:

– Ты не принцесса, Рис. А я – принцесса.

Он улыбнулся, все еще бледный.

– Ну, не знаю... Наверное, в короне я бы миленько смотрелся.

Я невольно рассмеялась. А потом обняла его.

– Ты бы смотрелся восхитительно.

Он обнял меня в ответ.

– Ты обсудишь это с королевой, прежде чем сделатьзаявление для прессы или позвать полицию, правда?

– Да, и говорить стану только с полицией. Сперва надопостараться выставить отсюда журналистов.

Он обнял меня крепче.

– Благодарение Консорту!

Я высвободилась из его объятий и буркнула:

– Я знаю, чего хочу, Рис, но я не самоубийца.

– Ты надеешься, что она любила брата достаточно, чтобычувствовать свою вину, – сообразил Аматеон, и я стала думать о нем немноголучше.

– Что-то в этом роде, – подтвердила я.

– Ей никто не дорог, кроме принца Кела, – заявилон.

Я обдумала это утверждение.

– Может, ты прав, а может, ошибаешься.

– И ты, в надежде, что я ошибаюсь, согласна рисковатьжизнью?

– Нет, не жизнью. Но я рискну.

– Ты так уверена, что не ошибаешься?

– Насчет королевы – не уверена. Но я права в том, чтокасается расследования. Я знаю, что мы должны сделать, и я намерена добиться откоролевы согласия.

Он вздрогнул.

– Если ты не против, я лучше останусь здесь – посторожукоридор.

– Я не хочу, чтобы со мной шли те, чей страх передкоролевой больше желания поступить по совести.

– О черт, Мерри, тогда с тобой никто не пойдет, –сказал Рис.

Я взглянула ему в глаза. Он пожал плечами.

– Мы все ее боимся.

– Я пойду с тобой, – заявил Холод.

– И я, – сказал Гален.

– На мой счет сомнения есть? – спросил Дойл.

От большинства остальных высказался Адайр.

– Я считаю это глупостью, хоть и вызывающей восхищениеглупостью, но мое мнение значения не имеет. Ты – наш амерадур, а этот титул яне произносил уже много лет.

Амерадур – это титул вождя, избранного по любви, а не покрови. Амерадур – это значит, что человек отдаст жизнь за твою победу. Этимтитулом в Уэльсе звали Артура... Да, того самого Артура. И моего отца такназывали – некоторые из его людей.

Я не знала, что сказать, потому что сделала слишком мало,чтобы заслужить этот титул. Пока – слишком мало.

– Я не заслужила такой чести ни от тебя, Адайр, ни откого-то еще. Не зови меня так.

– Вчера ты пожертвовала собой ради нас, принцесса. Тыприняла всю мощь самой королевы на свое смертное тело. Когда ты обратила противнее свою магию – это был один из самых храбрых поступков, какие я только видел,клянусь своей головой.