В кабинете горел яркий, слегка подрагивающий свет. Сугастоял на том самом стуле, который давеча приставил к стене вице-консул. В рукеу интенданта чернел большой револьвер (кажется, шведский «хагстрем»),фандоринский «герсталь» лежал на столе.

«ГОЛЫЙ ВИЦЕ-КОНСУЛ ЗАСТРЕЛЕН В КАБИНЕТЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИЦИИ»,мелькнуло в голове дипломата.

Ерунда, стрелять он не станет. Здесь не герметическоепомещение, где стены гасят звук. Услышат дежурные, прибегут. Зачем ему? Ноживым отсюда, конечно, выпускать не собирается.

Не останавливаясь, лишь коротко взглянув на интенданта,Фандорин прямиком направился к выходу.

– Куда это вы? – удивился Суга, спрыгивая напол. – Так и пойдёте голышом по управлению? Оденьтесь. И потом, вас не выпустят.Я провожу.

Револьвер начальник полиции спрятал, показал пустые ладони.Мол, слово своё держу.

Собственно, в намерения титулярного советника и не входилоразгуливать по коридорам в чем мать родила. Смысл манёвра заключался в ином:увести интенданта подальше от тайника, а главное – вынудить повернуться к немуспиной.

Сработало!

Суга смотрел, как вице-консул натягивает своймефистофельский наряд, а между тем из дверцы бесшумно вынырнул Асагава и взялгенерала на мушку.

«Как же этот ловкач собирается меня убивать? – гадалЭраст Петрович, надевая гимнастическую туфлю. – Нужно ведь, чтобы напаркете не осталось крови».

– Интересный вы человек, мистер Фандорин, –рокотал Суга, добродушно посмеиваясь в подкрученные усы. – Вы мне даженравитесь. Мне кажется, у нас немало общего. Оба любим нарушать правила. Какзнать, может быть когда-нибудь судьба сведёт нас вновь, и необязательно вкачестве оппонентов. Сейчас у России и Японии, вероятно, начнётся периодохлаждения отношений, но лет эдак через пятнадцать-двадцать всё переменится. Мыстанем великой державой, ваше правительство поймёт, что нами невозможноманипулировать, с нами нужно дружить. И тогда…

Забалтывает, понял Фандорин, приметив, что интендант как быненароком приближается к нему. Руки небрежно согнуты в локтях, ладонивыставлены вперёд – как бы для жестикуляции.

Вон оно что. Убьёт без всякой крови. С помощью дзюдзюцу иликакого-нибудь иного дзюцу.

Спокойно глядя в лицо противнику, титулярный советник принялоборонительную позицию, которой его научил Маса: одно полусогнутое коленовыдвинул вперёд, руки выставил перед собой. В глазах Суги блеснула весёлаяискорка.

– С вами приятно иметь дело, – усмехнулся он и ужене прячась изготовился к схватке.

Левая ладонь повёрнута кверху, правая рука, согнутая в локте,отведена за спину, одна ступня оторвана от пола – просто танцующий Шива. «Эточто ещё за дзюцу на мою голову?» – вздохнул вице-консул.

– Посмотрим, каковы вы в единоборстве, – уютнопромурлыкал полицейский генерал.

Но до единоборства, слава Богу, не дошло.

Выбрав момент, Асагава в два прыжка подлетел к интенданту истукнул его рукояткой по шее. Наблюдать за спорой, виртуозной работойпотомственного ёрики было одно удовольствие. Упасть обмякшему телу он не дал –подволок к креслу, усадил. Одним движением вытянул обмотанную вокруг поясаверёвку, быстро привязал запястья Суги к подлокотникам, щиколотки к ножкам, врот засунул мундштук – знакомый Фандорину хами. Не прошло и двадцати секунд, асупостат уже был спеленут по всей японской полицейской науке.

Пока интендант хлопал глазами, приходя в чувство, победителисовещались, как быть дальше. Звать дежурного офицера или лучше дождаться дня,когда в здании будет много чиновников. Вдруг дежурный – человек Суги?

Дискуссию прервало мычание, донёсшееся из кресла. Генералочнулся и мотал головой, явно хотел что-то сказать.

– Ну, хами я вынимать не стану, – сказалАсагава. – Лучше сделаем вот как. – Правую руку пленника прикрутил залокоть, зато развязал запястье. Сунул интенданту листок бумаги, обмакнул вчернильницу ручку.

– Пишите.

Суга, скрипя пером и разбрызгивая чёрные капли, размашистонакалякал что-то сверху вниз.

– «Дайте умереть», – перевёл инспектор. – Ещёчего. Подлый предатель! Ты хлебнёшь позора сполна, и твоя отрубленная головабудет торчать на шесте.

Эраст Петрович был настроен миролюбивей, хоть и ненамного.

– Схема, – напомнил он. – Пусть скажет, ктотам обозначен главным кружком, и тогда умирает себе на здоровье, если емуохота. Захочет – убьёт себя и в тюрьме, вы не сможете ему помешать. Разобьёт головуоб стенку, как Сухорукий, либо при первом же допросе откусит себе язык, какГорбун.

Засопев, Асагава нехотя отправился за схемой. Вернулся,сунул интенданту под нос загадочный листок.

– Скажешь, кто был во главе заговора, – позволюумереть. Прямо сейчас. Согласен?

Не сразу, далеко не сразу Суга кивнул.

– Это схема заговора?

Пауза. Кивок.

– Пиши имена.

И он написал. По-английски:

– «Just one name».

При этом посмотрел на Фандорина – уговор получался тот же,лишь роли переменились.

Чувствуя, что, если нажимать дальше, сделка может сорваться,Эраст Петрович сказал:

– Ладно. Но самое главное.

На несколько секунд интендант закрыл глаза – видно,готовился. То ли к предательству, то ли к смерти. А верней всего, и к тому, и кдругому.

Решительно сжал ручку, обмакнул в поднесённую чернильницу истал медленно выводить букву за буквой – на сей раз не иероглифами и нелатиницей, а катаканой, слоговой азбукой, которую Фандорин уже умел разбирать.

«Бу», прочёл он. Потом «ру», «ко», «ку», «су».

Бу-ру-ко-ку-су?

Булкокс!

Ну конечно!

Всё сразу встало на свои места, с глаз титулярного советникасловно упала пелена.

Ты правда хочешь,

Чтоб однажды пелена

Упала с глаз?

В Йокогаму возвращались первым, семичасовым поездом. Проконспирацию особенно не думали, сидели рядом, но не разговаривали. Впрочем, ввагоне кроме вице-консула и инспектора никого не было. Вагоны второго итретьего класса, те были битком набиты клерками и приказчиками, ехавшими в Йокогамуна службу, а для пассажиров первого класса час был слишком ранний.