Асагава немного поклевал носом и – вот стальныенервы! – вскоре уснул глубоким, сладким сном, даже губами причмокивал.Фандорину же спать не хотелось. Можно было подумать, его организм решил вовсеотказаться от этого тривиального времяпрепровождения. Но что-то подсказывалотитулярному советнику: бессонницы больше не будет.

Лекарство, которое излечит больного от мучительного недуга,называлось «Булкокс». Не то чтоб Эраст Петрович думал сейчас о пытке бессонныхночей, он размышлял совсем о другом, но в то же время некий закулисный голоснашёптывал измотанному телу: «Скоро, скоро отдохнёшь».

Рассудок титулярного советника существовал вне зависимостиот каких-то там голосов и был занят очень важным делом – ВыстраиваниемЛогической Цепочки.

Цепочка образовывалась стройнее не бывает.

Итак, во главе заговора, жертвой которого пал японскийНаполеон, стоит достопочтенный Алджернон Булкокс, агент правительства еёвеличества императрицы Индийской и королевы Британской Виктории.

Мотивации интриги очевидны.

Избавиться от правителя, стремившегося сохранить балансмежду двумя великими державами, которые жаждут прибрать к рукам Тихийокеан, – Англией и Россией. Это раз.

Привести к власти экспансионистскую партию, которая будетнуждаться в мощном флоте. Кто поможет в этом грядущим завоевателям Кореи?Разумеется, владычица морей Британия. Это два.

Булкокс может рассчитывать на великую награду. Ещё бы! Врезультате проведённой им операции Япония, а вслед за нею и весь ДальнийВосток, попадают в зону британского влияния. Это три.

С человеческой точки зрения тоже выходило, что Булкоксвполне способен на столь грязное, циничное предприятие.

Занимается шпионажем и не слишком это скрывает. Это раз.

По словам О-Юми (а кому знать этого мерзавца, как не ей,кольнул себя в самое сердце Фандорин), способен на любую гнусность, даже можетподослать убийц к счастливому сопернику или расправиться с женщиной, котораяего бросила. Это два.

Конечно, маловероятно, что заговор против Окубо онорганизовал с одобрения Сент-Джеймсского двора, но ведь это по натуреавантюрист, честолюбец, который употребит любые средства, лишь бы достичьуспеха. Это три.

Теперь четыре. Князь Онокодзи говорил, что у заговорщиковмного денег. А, собственно, откуда у нищих сацумских самураев деньги? Развеспособны они были бы так щедро наградить Сугу за проявленную ловкость? А враспоряжении агента британской короны поистине неисчерпаемые фонды. Должнобыть, достопочтенный внутренне усмехался, слушая, как великосветский сплетниксообщает ему о подаренной усадьбе. Сам Булкокс её наверняка и выкупил, а потом«проиграл» Суге в карты. Или не сам, а через посредников, какая разница!

Ход дедукции невольно прервал Асагава, блаженно всхрапнувшийво сне. Почивает на лаврах, почти в буквальном смысле, подумал Фандорин.Злодейство наказано, справедливость восторжествовала, гармония восстановлена. Асоображения большой политики сон славного инспектора не тревожат. Как и кошмар,случившийся два часа назад в полицейском управлении. Должно быть, там уженачался переполох. Или вот-вот начнётся.

Уборщик или ретивый секретарь, который явится раньшеприсутственного времени разобрать какие-нибудь бумажки, заглянет вначальственный кабинет и увидит картину, от которой бедняге сделается дурно…

Когда интендант выдал Булкокса, инспектор прошипел пленникучто-то по-японски. Поиграв желваками, объяснил Фандорину своё возмущение:

– Он ещё больший негодяй, чем я думал. Фанатики изСацумы хоть верили, что действуют во имя Родины, а этот знал, что они – пешки вигре, затеянной иностранцем!

Суга замычал.

– Теперь можно вынуть хами, – сказал ЭрастПетрович, ещё не оправившийся от потрясения – всё не мог взять в толк, как этаверсия не возникла у него раньше.

Освободившись от мундштука, генерал сплюнул и хрипло бросилАсагаве:

– А сам-то ты не пешка в руках иностранца? – Ноопомнился, вспомнив, что всецело зависит от инспектора, и сменил тон. – Ясдержал слово. Теперь ваша очередь. Дайте мне кинжал.

– Нет у меня кинжала, – покривился Асагава. –Да и был бы, не дал. Чтобы ты пачкал своей грязной кровью благородную сталь?Помнишь, как ты заставил Горбуна отгрызть язык? Теперь твой черёд. Зубы у тебяострые, давай – если мужества хватит. А я с удовольствием погляжу.

Глаза интенданта ненавидяще сузились, блеснули огнём.

Вице-консул осторожно попробовал прикусить себе кончик языкаи содрогнулся. Жесток Асагава, ничего не скажешь. Проверяет Сугу на твёрдостьхарактера. Если тот дрогнет, то потеряет лицо. Тогда из него можно будет многоевытрясти.

Все трое молчали. Потом раздался странный сдавленный звук –это сглотнул Суга.

На дверь, что вела в тайник, никто не смотрел, поэтому,когда она с лязгом захлопнулась, все дёрнулись. Неужели с того момента, какинтендант надавил на рычаг, миновало всего двадцать минут?

– Не хочешь жрать свой язык, – удовлетворённоконстатировал инспектор. – Тогда новое предложение. Смотри сюда. – Онвынул из генералова кармана револьвер (Фандорин не ошибся, это былкавалерийский «хагстрём»), оставил в барабане один патрон. – Расскажешь,кто обозначен остальными кружками, грызть язык не придётся.

Взгляд, которым Суга посмотрел на револьвер, не поддаётсяописанию. Ни один Ромео не пожирал глазами свою Джульетту с таким вожделением,ни один потерпевший кораблекрушение не вглядывался так жадно в точку нагоризонте. Титулярный советник был совершенно уверен, что генералу не устоятьперед искушением. Был уверен – и ошибся.

Интендант предпочёл откусить себе язык.

В прошлый раз Эрасту Петровичу повезло – он наблюдал этожуткое зрелище, находясь на отдалении, теперь же всё произошло в двух шагах.

Суга издал не человеческий, а какой-то звериный рык, широкоразинул рот, до отказа высунул мясистый, красный язык и сомкнул челюсти.Раздался тошнотворный хруст, Фандорин отвернулся, но все же успел налюбоватьсядостаточно, чтоб это видение осталось с ним до конца жизни.

Умирал интендант дольше, чем Горбун. Тот, как теперь понималФандорин, не выдержал болевого потрясения. У Суги же сердце было крепким, онзахлебнулся собственной кровью. Сначала судорожно глотал её, потом она полиласьпо груди и подбородку сплошным потоком. Это продолжалось, наверное, несколькоминут. За всё время железный человек не издал ни единого стона.

После того, как хрип прекратился и самоубийца мешком обвисна верёвках, Асагава перерезал путы. Труп сполз на пол, по паркету сталарастекаться тёмная лужа.