– Может быть, мне прибегнуть к вашему же способу и накупитьвам драгоценностей, чтобы заставить вас улыбнуться, милорд? – пошутила как-тоона, к этому времени они были женаты уже три месяца. – Теперь я понимаю, как людиначинают сходить с ума от любви.

К ее удивлению, он схватил ее и так крепко сжал в своихобъятиях, что чуть не задушил.

– Я не потерял к тебе интерес, если ты это предположила, –сказал он.

Элизабет немного отстранилась, изумленная его неожиданнойгорячностью, и продолжила в том же шутливом тоне:

– Ты в этом уверен?

– Совершенно.

– Ведь ты не стал бы обманывать меня, правда? – с напускнойсерьезностью спросила она.

– Ни за что, – серьезно ответил он, прекрасно понимая, чтоутаивать от нее правду – все равно что обманывать ее.

Элизабет чувствовала, что мужа что-то тревожит, и чемдальше, тем больше, но и представить себе не могла, что имеет к этому хотя быотдаленное отношение.

Она часто вспоминала о Роберте, но со дня своей свадьбы ниразу, ни на одну секунду не позволила себе думать об обвинениях мистераВордсворта. Помимо того, что ей это было просто неприятно, она больше не вериладаже в малейшую верояность его правоты.

– Завтра мне нужно ехать в Хэвенхёрст, – с сожалениемсказала Элизабет, когда Ян наконец отпустил ее. – Каменщики уже приступили кремонту дома и моста, и завтра начнутся ирригационные работы. Если я останусьна ночь, то потом смогу не появляться там недели две.

– Я буду скучать по тебе, – тихо сказал Ян, но в его голосене прозвучало и тени обиды и он не сделал попытку уговорить – отложить поездку.Он соблюдал их соглашение с такой щепетильностью, что Элизабет не могла им невосхищаться.

– Но не так, как буду скучать я, – прошептала она, целуяуголки его губ.

Элизабет медленно шла по тропинке от служебных построекХэвенхёрста к дому, просматривая список выполненных работ. Высокая зеленаяограда отделяла служебные постройки от дома, и потому отсюда не было виднокаменщиков, которые сейчас отделывали основные помещения. Элизабет услышалапозади себя шаги, но прежде чем она успела повернуться или вообще как-тосреагировать, кто-то обхватил ее за талию и потащил назад, мужская рука закрылаей рот, заглушив испуганный протестующий вскрик.

– Тише, Элизабет, это я, – произнес до боли знакомый голос.– Не кричи, хорошо?

Элизабет кивнула, и рука отпустила ее. Она повернулась иупала в объятия Роберта.

– Где ты был? – спросила она, смеясь и плача от радости. –Почему ты уехал, ничего не сказав мне? Тебя убить мало за то, что ты заставилменя так волноваться…

Он стиснул руками ее плечи, увлекая под деревья, глаза наизможденном лице умоляюще смотрели на нее.

– Сейчас не время для объяснений. Как стемнеет, приходи вбеседку и, ради

Бога, никому не говори, что видела меня.

– Даже Бентнеру?

– Никому! Мне нужно уйти отсюда, пока меня не увиделкто-нибудь из прислуги. В сумерках я буду в беседке возле твоей любимой вишни.

Крадучись, он пошел по тропинке, затем огляделся па сторонами исчез в кустах. .

У Элизабет осталось такое чувство, словно эта встреча ейпригрезилась.

Ощущение нереальности не оставляло ее весь день, пока онанервно ходила по гостиной, время от времени поглядывая на солнце, которое никакне хотело уходить с небосклона. Ей было непонятно, почему Роберт боялся встречидаже с их старым верным дворецким. Очевидно, у него какие-то неприятности,возможно, даже с властями. Если так, она попросит помощи или совета у Яна.Роберт ее брат, и она любит его, несмотря на все его недостатки, Ян должен еепонять. Возможно, когда-нибудь они смогут относиться друг к другу какродственники – хотя бы ради нее.

С наступлением сумерек Элизабет украдкой вышла изсобственного дома.

Роберт сидел, прислонившись к старой вишне, и мрачнорассматривал свои дырявые разбитые ботинки. Увидев Элизабет, он быстро вскочилна ноги.

– Ты не захватила чего-нибудь поесть? Она поняла, что утромне ошиблась, предположив, что он голодает, теперь она ясно видела – брат награни истощения.

– Да, но я смогла взять только хлеб и сыр, – объяснила она,доставая сверток из складок широкой юбки. – Я не могла вынести из дома больше,не возбудив при этом подозрений. Роберт, – Элизабет не дала отвлечь себя такимипрозаичными вещами, как еда, – где ты был, почему бросил меня одну и что…

– Я не бросал тебя, – яростно выкрикнул он. – Это твой мужпохитил меня через неделю после нашей дуэли и посадил на один из своихкораблей. Я должен был умереть.

Боль пронзила все ее тело, но поверить такому она не могла.

– Не говори мне этого, – закричала она, отчаянно замотавголовой. – Нет, он не мог…

Роберт лязгнул челюстями, задрал рубашку и повернулся к нейспиной.

– Вот один из сувениров, которые он мне оставил. Вопль ужасазастрял у нее в горле, и она зажала рот кулаком, пытаясь удержать крик. Ейказалось, что сейчас ее стошнит.

– О Боже, – простонала она, тяжело дыша и глядя на ужасныерубцы, которыми был покрыт почти каждый дюйм исхудавшей спины Роберта. – ОБоже. Боже.

– Только не падай в обморок, – сказал Роберт, успокаивающестиснув ее руку. – Тебе нужно быть сильной, чтобы он не смог совершить новыхзлодеяний.

Элизабет села на траву и уткнулась лицом в колени,беспомощно качаясь взад-вперед.

– О Боже, – бесконечно повторяла она, в глазах еепо-прежнему стояла исполосованная спина Роберта. – О Боже.

Сделав несколько долгих глубоких вздохов, Элизабет наконецзаставила себя успокоиться. Все сомнения, предупреждения, догадки сразусоединились в ее мозгу, материализовавшись в конкретное доказательство –изуродованную спину

Роберта, и ледяной холод объял ее, лишив всех чувств, кромеболи. Ян был ее возлюбленным, и она была возлюбленной Яна, и вот теперь онаузнала, что лежала в объятиях мужчины, который так ужасно поступил с ее братоми все это время скрывал от нее правду.

Оперевшись рукой о дерево, Элизабет встала, с трудом держасьна слабых ногах.

– Расскажи мне, – хриплым голосом попросила она.

– Рассказать, почему он это сделал? Или рассказать о техмесяцах, когда я гнил в его шахте, добывая уголь? Или рассказать о своемпобеге, который закончился побоями?