Роберт снова обнял ее, но голос его был холодным и твердым.

– Никаких записок! Ты понимаешь меня? Никаких записок.Позже, – пообещал он, и голос его стал шелковым, – позже, когда мы будем вбезопасности, ты сможешь написать ему и все объяснить. Можешь послать этомуподонку целые тома писем. Ты понимаешь, почему крайне важно, чтобы твоей отъездвыглядел обычной размолвкой между супругами?

– Да, – глухо ответила она.

– Тогда до пятницы, – попрощался он, целуя ее в щеку. – Неподведи.

– Хорошо.

Механически занимаясь обычными делами, Элизабет послала Янус вечерней почтой записку, что останется ночевать в Хевенхёрсте – якобы длятого, чтобы разобраться со счетами за ремонт. На следующий день, в среду, онауехала в Лондон, спрятав под широкой накидкой вельветовый мешочек сдрагоценностями.

Здесь были все ее украшения, включая и обручальное кольцо.Строго соблюдая свое инкогнито, она попросила Эрона высадить ее на Бонд-стрит,где взяла наемный экипаж и отправилась к ближайшему ювелиру, который не могзнать ее в лицо.

Ювелир был потрясен ее предложением. Фактически он утратилдар речи.

– Это исключительно дорогие камни, миссис…

– Миссис Робертс, – подсказала Элизабет. Теперь, когда ничтоуже не имело значения, ей было легко лгать и притворяться.

Однако сумма, которую он предложил ей за изумрудныйгарнитур, заставила ее ненадолго выйти из забытья.

– Они стоят в двадцать раз дороже.

– Вернее, даже в тридцать, но я не располагаю клиентурой,которая может позволить себе такие безумно дорогие покупки. – Элизабет молчакивнула, в душе ее не осталось сил даже торговаться, даже сказать ему, что вювелирном магазине на Бонд-стрит ему дадут за этот гарнитур в десять разбольше, чем он предлагает ей. – Должен вас предупредить, что я не располагаю наличнымив такой сумме. Вам придется пойти в мой банк.

Через два часа Элизабет выскользнула из означенного банка сцелым состоянием в виде банкнот, которыми набила ридикюль и мешочек из-поддрагоценностей.

Перед отъездом в Лондон она отправила Яну записку, чтопроведет ночь в доме на Променад-стрит, объяснив это желанием пройтись помагазинам и проверить работу прислуги. Это было слабым извинением, но Элизабетутратила способность мыслить рационально. Она автоматически следовалаинструкциям Роберта, не отклоняясь от них и не импровизируя. Она чувствоваласебя как человек, который уже умер, но тело которого продолжает жить благодарякакой-то дьявольской силе.

Сидя в одиночестве в своей спальне на Променад-стрит, онасмотрела пустым взглядом в непроницаемую ночную тьму, бессознально сжимая иразжимая пальцы.

Наверное, нужно послать прощальное письмо Алекс, подумалаона. Это была ее первая мысль о будущем за последние два дня. Но она тут жепожалела об этом.

Как только она подумала, что писать Александре слишкомбольшой риск, ее тут же начала терзать мысль о единственном оставшемся ейиспытании – предстоящей встрече с Яном. Она не может избегать его больше двухдней, не возбудив никаких подозрений. Или может? – беспомощно спросила себяЭлизабет. Он же в принципе позволил ей жить своей собственной жизнью, и она ужеоставалась несколько раз в

Хэвенхёрсте с тех пор, как они поженились. Правда, это былоне по ее прихоти, а из-за непогоды.

Небо уже посветлело, предвещая рассвет, когда Элизабетнаконец уснула прямо в кресле.

На следующий день, подъезжая к Хэвенхёрсту, она была почтиуверена, что увидит на подъездной аллее экипаж Яна, но все выглядело оченьобыденно и мирно.

С тех пор, как Ян выделил деньги на содержание Хэвенхёрста,в доме прибавилось слуг. Грум вел в конюшню лошадь, садовники обрабатываликлумбы жидкостью от вредителей. Как обыденно и мирно, с истерическим смехомподумала она, когда

Бентнер открыл перед ней дверь.

– Где вы были, мисс? – озабоченно спросил он, с тревогойвглядываясь в ее бледное лицо. – Маркиз просил передать вам, чтобы вы приехалидомой.

Ей следовало этого ожидать, но она почему-то не ожидала.

– Не понимаю, почему я должна подчиняться ему, Бентнер, –сказала она повышенным тоном, прикидываясь недовольной. – Мой муж, кажется,забыл, что перед свадьбой мы заключили с ним соглашение.

Бентнер, который все еще недолюбливал Яна за его прошлуючину перед хозяйкой, не говоря уж о том оскорблении, которое он нанес ему,когда силой ворвался в дом на Променад-стрит, и теперь не смог найти маркизуоправданий.

Вместо этого он засеменил рядом с Элизабет по коридору,бросая на нее обеспокоенные взгляды.

– Что-то вы плохо выглядите, мисс Элизабет. СказатьУинстону, чтобы он принес вам чашечку хорошего горячего чайку с булочками?

Элизабет отрицательно покачала головой и прошла вбиблиотеку. Там она села за письменный стол и составила, как она надеялась, любезно-уклончивоеписьмо мужу, в котором сообщала, что останется в Хэвенхёрсте, чтобы как следуетразобраться с бумагами. Лакей был отправлен немедленно с указанием доставитьписьмо не позднее, чем через семь часов. Ни при каких обстоятельствах Элизабетне хотела, чтобы Ян выехал из их дома – его дома – и приехал сюда утром или,что еще хуже, вечером.

После ухода лакея нервы ее сдали окончательно. Ей сталоказаться, что маятник на старинных дедовских часах в холле раскачивается скакой-то зловещей быстротой, перед глазами вставали смутные страшные картины.Спать, говорила она – себе, нужно поспать.

Она слишком мало спала сегодня ночью, и от этого у нееразыгралось воображение.

Завтра ей придется встретиться с ним лицом к лицу, но этотолько на несколько часов…

Элизабет мгновенно проснулась, когда на рассвете дверь ееспальни с грохотом распахнулась, и в темную комнату вошел Ян.

– Ну что, ты начнешь первая или предоставишь это мне? –жестко спросил он, подходя к изголовью ее кровати.

– Что ты имеешь в виду? – дрожащим голосом спросила она.

– Я имею в виду, что либо ты начнешь первая и скажешь мне,какого черта мое общество вдруг стало тебе противно, или начну я и скажу тебе,что я чувствую, когда не знаю, где ты и почему не хочешь быть рядом со мной!

– Я оба раза посылала тебе записки.

– Твои проклятые записки оба раза приходили поздно ночью, иоба раза ты сообщала мне, что намереваешься провести ночь вдалеке от меня. Яхочу знать почему!