Джимми мог бы ответить, что тоже любит готовить, но сновапромолчал, не желая вступать с новыми жильцами в праздный разговор. Онпродолжал молча укладывать посуду в картонные коробки, и через пять минутхлопок входной двери подсказал ему, что все ушли. Еще какое-то время слестничной площадки доносились приглушенные голоса, потом стихли и они, иДжимми невольно задумался, снимет эта парочка квартиру или нет. Впрочем,особого значения это не имело. Рано или поздно жильцы найдутся. Райондействительно был хороший, дом содержался очень прилично, а из окон открывалсявеликолепный вид на пляж. На том, чтобы из окон было видно океан, настоялаМаргарет, хотя из-за этого квартира и стоила чуть не вдвое дороже.

Нет никакого смысла жить в Венис-Бич, чтобы видеть из окончужие задворки, сказала она и подмигнула.

Маргарет вообще частенько использовала ирландскоепросторечие, которым владела в совершенстве. И ничего удивительного в этом небыло — она выросла среди людей, которые говорили именно на этом языке, инормальный литературный английский ей пришлось осваивать самостоятельно —сначала в школе, потом в колледже. Что касалось Джимми, то ему это тольконравилось. Порой в ресторане они вечер напролет дурачились, разыгрывая коренныхирландцев и вводя в заблуждение посетителей и официантов.

Это было тем более легко, что Маргарет владела и гэльским.

Кроме того, она сносно говорила по-французски и мечталавыучить китайский, чтобы работать с детьми иммигрантов в лос-анджелесскомЧайна-тауне. Когда Джимми спрашивал, зачем ей понадобилось еще и разговариватьпо-китайски с маленькими китайчатами, Маргарет отвечала, что они тоже люди инуждаются в добром слове, сказанном на родном языке, ничуть не меньше, чем всоциальном пособии.

Между тем в подъезде двое новых жильцов и управляющийговорили о Джимми. Молодые люди уже решили, что снимут эту квартиру, но им былолюбопытно, отчего старый жилец решил съехать.

— Он какой-то мрачный, — заметила девушка. —Может, он болен?..

— Вовсе нет, — ответил управляющий. Джимми иМаргарет всегда ему нравились, к тому же он опасался, что новые жильцыоткажутся от квартиры, боясь заразиться. — Просто у него случилосьнесчастье. — Он немного помялся, не зная, должен ли он сказать этим людямправду, но потом решил, что они все равно все узнают от соседей. Весь дом любилО'Конноров и жалел, что Джимми уезжает, но управляющему казалось — он егопонимает. На его месте он, наверное, поступил бы так же.

— Так что же случилось? — снова спросиладевушка. — Мистер О'Коннор даже не стал разговаривать с нами. Я подумала —он сделал что-то нехорошее, и вы его выселили.

— Вовсе нет! — возмутился управляющий. — УДжимми… семейные неприятности. Его жена…

— Неужели они разошлись?! — перебила девушка, нескрывая своего облегчения. Джимми произвел на нее не самое приятноевпечатление, и теперь она была рада, что ошиблась.

— Нет. — Управляющий покачал головой. — Онаумерла месяц тому назад от опухоли мозга. Мы все были просто в шоке. У нееначались сильные головные боли, но сначала все думали, что это просто мигрень.Три месяца назад Маргарет наконец положили в больницу и провели компьютернуютомографию и другие исследования, и сразу обнаружили опухоль в мозгу. Врачихотели оперировать ее, но опухоль была уже слишком большой и затронулапрактически весь мозг. Два месяца назад Маргарет умерла, и, сказать по совести,я думал, что Джимми умрет тоже. Ни разу в жизни не видел, чтобы люди так любилидруг друга. Они почти не разлучались и постоянно смеялись, шутили и подначивалидруг друга. И вот на прошлой неделе Джимми сказал, что хотел бы съехать. Жаль,он такой славный парень, но Джимми говорит — ему слишком тяжело оставатьсяздесь. — В глазах управляющего заблестели слезы, и молодые людипереглянулись.

— Какой ужас! — воскликнула девушка. Она, конечно,заметила в квартире множество фотографий Джимми и красивой рыжеволосой женщины.Даже на снимках было видно, как сильно они любят друг друга и как они счастливывместе.

— Должно быть, — вставил молодой человек, —мистеру О'Коннору нелегко пришлось. Для него это страшная потеря.

Управляющий кивнул:

— Да, разумеется, хотя должен вам сказать, Маргаретдержалась очень мужественно. Чуть не до самого последнего дня они гуляли утроми вечером, Джимми для нее готовил, сидел с ней по ночам, а однажды вынес наруках на берег. Он очень любил Маргарет, и я боюсь, что ему понадобится очень,очень много времени, чтобы смириться со своей потерей. Если, конечно, этовообще возможно.

И управляющий, известный среди жильцов некоторойгрубоватостью манер и отсутствием сентиментальности, вытер скатившуюся на щекуслезу и поспешно вышел из подъезда на улицу. Молодые люди последовали за ним.Попрощавшись, они сели в машину и вернулись к себе в отель и до самого вечеравспоминали об этой истории. На следующий день они позвонили сказать, что берутквартиру, и управляющий, поднявшись к квартире Джимми, подсунул под дверьуведомление о том, что через три недели он обязан освободить квартиру.

Глядя на этот листок, Джимми не верил своим глазам.

Это было то, чего он хотел; больше того — он знал, чтодолжен уехать, чтобы не сойти с ума, однако только сейчас ему пришло в голову,что ехать-то ему и некуда. А самое странное заключалось в том, что это егоабсолютно не волновало. Если бы было можно, он бы спал прямо на улице — впалатке или спальном мешке. Может быть, неожиданно подумал Джимми, именно таклюди и становятся бездомными. Они теряют дорогих, любимых людей, и имстановится все равно, где жить и как. И жить ли вообще. Когда Маргарет умерла,Джимми был опасно близок к тому, чтобы покончить с собой. Он был готов простовойти в океан и идти, идти, идти, пока соленая вода не хлынет в легкие, гасясознание и стирая воспоминания. В тот день, когда Маргарет не стало, онпросидел на берегу несколько часов, глядя на набегающие волны, и сухо,по-деловому размышлял о том, как ему следует действовать, чтобы добитьсяжелаемого быстро и наверняка. И когда он уже собрался встать с нагретогосолнцем ракушечника и сделать первый шаг, он вдруг словно наяву услышал голосМаргарет.

Ошибиться Джимми не мог — ее голос был таким родным! Он ясноразличал даже ирландский акцент. Маргарет была в ярости. Она называла егобабой, тряпкой, паршивым слизняком и другими словами. «Не смей! — сказалаона ему. — Иначе мы не увидимся даже там, где теперь обретаюсь я».

Лишь поздним вечером Джимми вернулся домой. Всю ночь онпросидел на диване в их маленькой гостиной, неотрывно глядя в окно. Джиммипочти не плакал, но когда на следующий день он по привычке взглянул в зеркало,то не узнал себя. Он не поседел, но лицо его осунулось и почернело, а глазабыли тусклыми, словно из них ушла вся жизнь, ушла душа.

Вечером второго дня из Бостона прилетели его и ее родные, иначалась подготовка к похоронам. Маргарет несколько раз говорила Джимми, чтохотела бы остаться с ним в Калифорнии, да и сам он хотел того же, поэтому отом, чтобы везти тело в Бостон, не могло быть и речи.