– По-моему, так говорить жестоко.

– «Покаялась»! – передразнил Нигель, передернув плечами. –Мерзейшее слово.

– Не понимаю, почему тебе не нравится. Оно в ходу средичленов Оксфордской общины[3] и…

– Что ты городишь? Неужели ты решила попотчевать нас назавтрак Оксфордской общиной?

– Что происходит, ма? Неужели Селия действительно воровка?Значит, она поэтому не вышла сегодня к завтраку?

– Простите, я не понимаю, – сказал Акибомбо.

Но ввести его в курс дела никто не удосужился. Всем нетерпелось высказать свое мнение.

– Бедняжка, – гнул свою линию Лен Бейтсон. – Она что, сиделабез денег?

– А знаете, я ничуть не удивилась, – с расстановкой сказалаСалли. – Я все время подозревала…

– Но неужели Селия залила мои конспекты? – недоверчивоспросила Элизабет Джонстон. – Удивительно, просто не верится.

– Селия не прикасалась к вашим конспектам, – сказала миссисХаббард. – Я прошу вас немедленно прекратить дискуссию. Я собиралась спокойнорассказать вам обо всем попозже, но…

– Но Джин вчера вечером подслушала ваш разговор, – сказалаВалери.

– Я не подслушивала. Просто я случайно…

– Да говори уж начистоту, Бесс, – перебил Нигель. – Тыпрекрасно знаешь, кто пролил чернила. Ведь мерзавец Нигель сам сознался, чтозалил твои конспекты чернилами из своего пузырька. Стало быть, это моя работа!

– Он не виноват, он притворяется! Нигель, ну зачем тываляешь дурака?

– А ведь на самом деле я попытался проявить благородство ивыгородить тебя, Пат. Не ты ли вчера утром просила у меня чернила?

– Простите, я не понимаю, – сказал Акибомбо.

– А тебе и не нужно понимать, – ответила Салли. – На твоемместе я бы сидела и помалкивала.

Мистер Чандра Лал подскочил как ужаленный:

– А потом вы спрашиваете, почему в мире царит насилие? Ипочему Египет претендует на Суэцкий канал?

– Черт побери! – заорал Нигель и грохнул чашку о блюдце. –Сперва Оксфордская община, теперь политика! Не дают спокойно позавтракать! Яухожу.

Он злобно отшвырнул стул и вылетел из комнаты.

– На улице холодно, ветер! Надень пальто! – кинулась вследза ним Патрисия.

– Кудах-та-тах! – язвительно заквохтала Валери. – У неескоро вырастут перышки.

Француженка Женевьев, еще недостаточно хорошо знавшаяанглийский, чтобы понимать такой бурный речевой поток, внимательно слушалаРене, который переводил ей на ухо, о чем говорят за столом. Внезапно онавскричала по-французски срывающимся голосом:

– C’est cette petite qui m’a volé mon compact? Ah,par exemple! J’irai а police. Je ne supporterai pas une pareille…[4]

Колин Макнаб уже давно пытался вставить свое веское слово,но его глубокий снисходительный бас утонул во всеобщем шуме и гаме. Тогда онперестал церемониться и со всего размаху стукнул кулаком по столу, да так, чтотут же воцарилось молчание. Вазочка с мармеладом слетела со стола и разбилась.

– Замолчите вы наконец и дайте сказать мне! В жизни невстречал такого вопиющего невежества и злобы! Вы хотя бы чуточку разбираетесь впсихологии? Поверьте, девушка не виновата. Она переживала тяжелый эмоциональныйкризис; с ней надо обращаться крайне бережно и заботливо, иначе она останетсякалекой на всю жизнь. Я вас предупреждаю: с ней надо обращаться бережно, именноэто ей сейчас необходимо.

– Постой-постой, – звонким занудливым голосом сказала Джин.– Я с тобой, конечно, согласна насчет бережного обращения с Селией, но всеравно мы же не можем ей потакать! Я хочу сказать, потакать воровству!

– Воровству! – повторил Колин. – Но это не воровство. Чертпобери, меня от вас тошнит… от всех.

– Интересная пациентка, да, Колин? – усмехнулась Валери.

– Для исследователя, интересующегося проблемами мышления,безусловно.

– Конечно, у меня она ничего не украла, – начала Джин, – ноя думаю…

– У тебя-то она, естественно, ничего не взяла, – суровооборвал ее Колин. – Но вряд ли бы ты обрадовалась, узнав почему.

– Не понимаю, о чем ты…

– Да брось, Джин, – сказал Лен Бейтсон. – Хватитпререкаться. Мы с тобой опаздываем.

Они ушли.

– Скажи Селии, пусть не вешает носа, – бросил Лен черезплечо Колину.

– Я хочу выразить официальный протест, – заявил мистерЧандра Лал. – У меня выкрали борную кислоту, которая крайне необходима для моихглаз, воспаляющихся от упорных занятий.

– Вы тоже опоздаете, мистер Лал, – твердо сказала миссисХаббард.

– Мой преподаватель сам не отличается пунктуальностью, –мрачно ответил мистер Чандра Лал, но пошел к двери. – И потом, он ведет себянеразумно и некорректно, когда я задаю ему глубоко научные вопросы…

– Mais il faut qu’elle me le rende, com-pac![5] – сказалаЖеневьев.

– Вы должны говорить по-английски, Женевьев. Вы никогда невыучите язык, если, волнуясь, будете переходить на французский. Кстати, выобедали в это воскресенье в пансионате и не заплатили мне.

– Ах, я оставила кошелек в комнате. Я заплачу вечером…Viens, René, nous serons en retard..[6]

– Простите, – сказал Акибомбо, умоляюще глядя вокруг, – я непонимаю.

– Пойдем, Акибомбо, – сказала Салли. – Я тебе все объясню подороге в институт.

Она ободряюще кивнула миссис Хаббард и увела с собой сбитогос толку Акибомбо.

– О боже! – глубоко вздохнула миссис Хаббард. – И что менядернуло пойти на эту работу?

Валери, единственная, кто оставался в комнате, дружескиулыбнулась ей.