Москва, 2006

Соня проснулась среди ночи от странного звука, как будто застеной кто-то пытался завести мотоцикл. Несколько минут она лежала, ничего непонимая, смотрела в потолок. Было холодно, на улице мела метель. Следоваловстать, закрыть форточку, посмотреть, что там, за стеной, происходит.

На экране мобильника высветилось время — половиначетвёртого. Спать больше не хотелось. Температура упала. Соня поняла наконец,что уснула в папиной комнате, на его тахте, а за стеной храпит Нолик.

Напротив окна качался фонарь, тени на потолке и на стенахдвигались. Соне вдруг показалось, что папина комната живёт своей таинственнойночной жизнью и она, Соня, здесь лишняя. Никто не должен видеть, как трагическисгорбилась настольная лампа, как дрожат занавески, как блестит подёрнутыйслёзной влагой огромный прямоугольный глаз, зеркало платяного шкафа. Стоилошевельнуться, и тахта заскрипела.

— Лежишь? — послышалось Соне. — А ты не думаешь, что твоеголюбимого папочку могли убить?

— Кто? Почему? — испуганно вскрикнула Соня и от звукасобственного голоса окончательно проснулась, включила свет.

Диагноз, который поставил врач «скорой», ни у кого не вызвалсомнений: острая сердечная недостаточность. Соня была в тот день каксомнамбула, механически отвечала на вопросы, под диктовку врача и милиционеразаполнила разлинованный бланк.

«Я, Лукьянова Софья Дмитриевна, 1976 года рождения,проживающая по такому-то адресу. Такого-то числа, в таком-то часу я зашла вкомнату своего отца, Лукьянова Дмитрия Николаевича, 1939 года рождения. Онлежал на кровати, на спине, накрытый одеялом. Дыхание отсутствовало, пульс непрощупывался, кожа на ощупь была холодной…»

Она упрямо повторяла, что её папа был здоров и на сердценикогда не жаловался, как будто хотела доказать им и себе, что смерть —недоразумение, сейчас он откроет глаза, встанет.

— Шестьдесят семь лет, к тому же Москва. Кошмарная экология,постоянные стрессы, — объяснял врач.

Он был пожилой и вежливый. Он сказал, что о такой смертиможно только мечтать. Человек не мучился, умер во сне, в своей постели. Да, наверное,мог бы прожить ещё лет десять-пятнадцать, но сейчас молодые мрут как мухи, атут старик.

Все хлопоты, расходы на похороны и поминки взял на себяинститут. Кира Геннадьевна, жена Бима, постоянно находилась рядом с Соней,кормила её успокоительными таблетками, но у Сони были сильные спазмы в горле,она с трудом сумела проглотить только одну капсулу, а потом началасьнеудержимая рвота, и пока все сидели за поминальным столом, Соню в ваннойвыворачивало наизнанку.

На следующий день после похорон и поминок у Сони подняласьтемпература. Она не подходила к городскому телефону. Мобильный отключили занеуплату.

Вчера кто-то положил деньги, и мобильный заработал.

— Если постоянно думать об этом, можно сойти с ума, — сказаласебе Соня, — ведь никому, ни единому человеку такое в голову не пришло.

Соня сжала виски и заплакала.

Между тем храп прекратился. За стеной послышалась возня,скрип, кашель, шарканье. Нолик в пледе, как в римской тоге, возник в дверномпроёме.

— Ты чего? — спросил он сквозь зевоту.

Соня продолжала плакать и не могла сказать ни слова. Ноликсходил на кухню, вернулся с чашкой холодного чая. Она пила, и зубы стучали окрай чашки.

— А температура упала, — сказал Нолик, пощупав её лоб, —будешь рыдать, опять поднимется.

— Иди спать, — сказала Соня.

— Ну ты даёшь! — возмутился Нолик. — Ты бы на моём местеушла? Заснула бы? Слушай, ты так и не рассказала, о чём вчера вы говорили сэтим Беркутом? Что в итоге он тебе предложил?

— С Куликом. — Соня всхлипнула. — Он назначил встречу назавтра. Там какой-то грандиозный международный проект, создание биоэлектронногогибрида. Морфогенез in vitro, под контролем компьютера.

— Не понял. — Нолик нахмурился и покрутил головой.

— Они хотят не просто выращивать ткани в пробирках, норуководить этим процессом, командовать клеткой, — объяснила Соня и вытерласлёзы. — Конечно, теоретически это имеет отношение к моей теме, но всё-такистранно, почему вдруг они проявили такую активность. Кулик даже не стал ждатьмоего звонка, позвонил сам. Это совершенно на него не похоже.

— У тебя, Софи, заниженная самооценка. Встряхнись, приди всебя. Смотри, сколько всего хорошего случилось. Остаётся только вылечить твоёухо.

— И оживить папу, — пробормотала Соня.

— Всё, хватит! — Нолик повысил голос, встал, прошёлся покомнате. — Когда умирают родители, это больно, тяжело. Но, Софи, это нормально.Дети не должны тормозить на полном ходу, понимаешь? Если я не сопьюсьокончательно и всё-таки найдётся женщина, которая решится родить от меняребёнка, я буду заранее готовить его к этому, приучать к простой мысли, чтородители уходят первыми. Да, Дмитрий Николаевич умер, горе огромное, но твояжизнь продолжается.

— А если его убили? — вдруг спросила Соня.

Нолик застыл с открытым ртом, закашлялся, схватил бумажныйплаток, распотрошил трясущимися руками всю пачку, вытер мокрый лоб.

— Есть яды, которые не оставляют никаких следов в организмеи своим действием имитируют картину естественной смерти, например от остройсердечной недостаточности, — чужим, механическим голосом продолжала Соня. —Что-то происходило в жизни папы в последние два месяца. Он сильно изменился.Кто-то давил на него, от него чего-то хотели. В ресторане, в последний вечер, унего состоялся с кем-то очень тяжёлый разговор. Я никогда не видела его в такомсостоянии, пожалуй, только когда мама уехала, и то он держался лучше.

— Так может, у него просто болело сердце, и он тебе ничегоне говорил? — спросил Нолик, немного успокоившись. — Дмитрий Николаевич всегдабыл здоровым, привык к этому. И тут — как гром среди ясного неба. Боли всердце, плохое самочувствие. Он мог ходить на какие-то обследования, пыталсялечиться и не хотел тебя грузить. Возможно, и в Германию он летал, чтобыпроконсультироваться с врачами, пройти курс лечения. Болезнь на него давила,Софи, какая-то тяжёлая и сложная болезнь сердца, от которой он в итоге умер. Ненакручивай себя, не выдумывай злодеев с ядом в ресторане.

— Логично, — Соня вздохнула, — да, пожалуй, ты прав. Ну, апортфель? Фотографии?

— Да! Насчёт фотографий! — крикнул Нолик и по своей дурацкойтеатральной привычке хлопнул себя по лбу. Иногда он не рассчитывал силы, и налбу оставались красные полосы. — Я понял, кого мне напоминает девочка с косой!Странно, что ты не узнала её!