Приказчик то ли не расслышал, что ему следует дожидаться вприхожей, то ли плохо соображал от волнения – так и тащился за доктором, всёлепеча что-то о поцелуе и о руке.

На пороге кабинете воскликнул:

– По крайней мере позвольте пожать вашу благороднуюруку!

– Это ради Бога. – Твигс протянул ему ладонь,левой кистью взялся за створку двери. – Я должен на секунду уединиться…

Расчувствовавшийся Джонатан Ямада стиснул руку доктора чтобыло мочи.

– Ой! – вскрикнул Твигс. – Больно!

Поднёс руку к глазам. На нижней фаланге среднего пальцавыступила капелька крови. Приказчик засуетился:

– Ради Бога простите! У меня перстень, старинный,родовой! Иногда проворачивается, великоват. Оцарапал? Оцарапал? Ах, ах! Мне нетпрощения! Я перевяжу, я платком, он чистый!

– Не нужно, ерунда, – поморщился Твигс, зализываяранку языком. – Так я сейчас. Обождите.

Прикрыл за собой дверь, подошёл к столу и вдруг покачнулся –что-то потемнело в глазах. Схватился руками за край столешницы.

А приказчик, оказывается, не остался в коридоре, тоже влез вкабинет и теперь бесцеремонно шарил среди бумаг. Взял схему, поднёс к глазам,кивнул.

Но Твигсу сейчас было не до странного поведения ДжонатанаЯмады, доктор чувствовал себя совсем нехорошо.

Он смотрел на фотопортрет Дженни, что стоял на тумбочке,помещённый в серебряную рамку, и не мог оторвать от карточки взгляда.

Подретушированная жена тоже смотрела на Ланселота, улыбаласьему доверчиво и ласково.

Всё меняется,

Но не лицо на старой

Фотокарточке.

Эраст Петрович спал недолго, то и дело поглядывая на часы, ав половине четвёртого тихонько встал. С полминуты смотрел на спящую О-Юми,испытывая чрезвычайно сильное чувство, которое было бы непросто выразитьсловами: никогда ещё мир не казался ему таким хрупким и одновременно такимпрочным; он мог рассыпаться стеклянными осколками от малейшего дуновения ветра,а мог и выдержать напор самого неистового урагана.

Сапоги титулярный советник надел в коридоре. Тронул за плечоМасу, который сидел на полу перед кладовкой, опустив подбородок на грудь. Тотсразу вскинулся.

– Иди спать, – шёпотом сказал Фандорин. –Нэру. Теперь я покараулю.

– Хай. – Маса зевнул, отправился к себе в комнату.

Подождав, пока оттуда донесётся мирное, с причмокиваньемсопение (ждать пришлось не долее минуты), Эраст Петрович вошёл к князю.

Кажется, Онокодзи успел неплохо обжиться в своём убежище.Полки с Масиными припасами и хозяйственными мелочами были завешены одеялом, наполу стояла погашенная лампа, на пустом ящике – остатки ужина. Сам князьбезмятежно спал, приоткрыв в полуулыбке тонкие губы, – судя по всему, егосиятельство пребывал во власти каких-то сладостных сновидений. После О-Юмисмотреть на спящего человека, да ещё такого несимпатичного, Эрасту Петровичупоказалось кощунством, к тому же происхождение чудесных сновидений сомнений невызывало – у подушки поблёскивал пустой шприц.

– Вставайте. – Фандорин потряс свидетеля заплечо. – Тс-с-с. Это я, не пугайтесь.

Но Онокодзи и не думал пугаться. Открыв мутные глаза, онулыбнулся ещё шире – действие наркотика продолжалось.

– Вставайте, одевайтесь. Мы уходим.

– На прогулку? – хихикнул князь. – С вами,мой дорогой друг, хоть на край света.

Натягивая панталоны и штиблеты, пританцовывал, вертелся, даещё без умолку стрекотал – пришлось сказать, чтоб не шумел.

Из дома Фандорин вывел беспокойного спутника под локоть.Вторую руку на всякий случай держал в кармане, на рукоятке «герсталя», новынимать револьвер не стал, чтоб не пугать князя.

Моросил дождь, пахло туманом. От свежего воздуха Онокодзиначал понемногу приходить в себя. Заоглядывался на пустынную набережную,спросил:

– Куда вы меня ведёте?

– В более надёжное место, – объяснил титулярныйсоветник, и Онокодзи сразу успокоился.

– А я слышал в вашей квартире женский голос, –лукаво проговорил он. – И этот голос показался мне знакомым, О-оченьзнакомым.

– Не ваше дело.

До тридцать седьмого пирса идти было долго, дурман из князяуспел выветриться. Он уже не болтал, всё чаще нервно озирался по сторонам, нобольше ни о чем не спрашивал. Должно быть, свидетелю сделалось холодно – егоплечи мелко подрагивали. А может быть, дрожь была следствием укола.

Кажется, пришли. На низком годауне Фандорин увиделнамалёванные белой краской цифры «37». От берега в море тянулся длинный причал,начало которого было освещено фонарём, а конец терялся во мраке. Тампоскрипывали швартовочные канаты, чернели силуэты лодок.

Под ногами гулко зарокотали доски, где-то внизу плескаласьвода.

Тьма была не такой уж кромешной, небо начинало сереть впредвкушении рассвета. Наконец, показалась оконечность пирса. Там торчала мачтабольшой лодки, а перед нею, на канатном пале сидел Асагава, в полицейскойформе: было видно кепи и широкий плащ с пелериной.

Эраст Петрович облегчённо выпустил локоть спутника, махнулинспектору рукой.

Тот тоже помахал в ответ. Идти до лодки оставалось шаговдвадцать.

Как странно, подумал вдруг титулярный советник. Почему он неподнялся нам навстречу?

– Постойте-ка, – сказал Фандорин князю и самостановился.

Тут сидящий встал, и оказалось, что ростом он гораздо нижеАсагавы. «Прислал вместо себя другого полицейского?» – пронеслось в головеЭраста Петровича, а рука уже тянула из кармана револьвер – бережёного Богбережёт.

Дальше произошло невероятное.

Полицейский сдёрнул с головы кепи, сбросил плащ – и его нестало. Под одеждой никого не было, одна чернота!

Князь тонко вскрикнул, да и Фандорина охватил мистическийужас. Но в следующее мгновение мрак шевельнулся, и стало видно силуэт в чёрном,он быстро приближался.

Ниндзя!

С истошным воплем Онокодзи кинулся наутёк, а вице-консулвскинул «герсталь» и выстрелил.

Чёрная фигура бежала не прямо, а зигзагами, то приседая, тоотпрыгивая, и проделывала все эти манёвры с непостижимой быстротой – Фандоринне успевал перемещать дуло.