Асагава, сменивший тесную европейскую одежду на тонкуююкату, сидел на подушке и блаженно смотрел, как хлопочет Эмико – посыпаетгорячую лапшу порошком из сушёных водорослей, наливает из кувшинчика подогретыйсакэ. Коленкоровая папка с документами была спрятана под расстеленный тюфяк.

Она не ушла и после того, как инспектор, поблагодарив,принялся шумно всасывать обжигающую соба, то и дело подхватывая палочками изотдельной плошки свою любимую маринованную редьку. Судя по румянцу на щеках Эмико,по опущенному взгляду, было понятно, что она пребывает в любовном томлении.Хоть Асагава смертельно устал, да и до рассвета следовало хоть сколько-топоспать, обижать женщину было невежливо. Поэтому, закончив трапезу чашкойпревосходного ячменного чая, он произнёс фразу, которая имела для них обоихособенный смысл:

– Какая ты сегодня красивая.

Эмико вспыхнула, прикрыла лицо широким рукавом.Прошелестела:

– Ах, зачем вы такое говорите…

А сама уже развязывала шнурок, которым был закреплён пояскимоно.

– Иди сюда, – протянул к ней руки инспектор.

– Нехорошо. Посетители ждут, – лепетала она глухимот страсти голосом и одну за другой тянула шпильки из волос.

От нетерпения даже не размотала до конца пояс. Высвободилаодно плечо, другое, порывисто стянула кимоно через голову, самым неграциознымобразом. Такой-то она ему больше всего и нравилась. Жаль, что сегодня любовьему не в радость.

– Ждала всю прошлую ночь… – прошептала она, переползаяна четвереньках на ложе.

Асагава покосился – не торчит ли из-под тощеватого футонапапка – и лёг первым.

Когда Эмико со стоном опустилась на него сверху, впозвоночник впился жёсткий угол, и довольно ощутимо, но делать нечего, пришлосьтерпеть.

Но вот долг вежливости был исполнен и хозяйка упорхнула,Асагава, кряхтя, растёр вмятину на спине и задул лампу. По неизменной с самогодетства привычке лёг на бок, положил под щеку ладонь и немедленно уснул.

Через бумажные перегородки доносились всевозможные звуки: вхарчевне галдели клиенты, по лестнице скользили служанки, в соседнем номерехрапел сосед, торговец рисом. Весь этот шум был обычным и спать не мешал, хотясон у инспектора был чуткий. Когда с потолка на циновку упал таракан, Асагавасразу открыл глаза, и рука сама собой нырнула под деревянную подушку, где лежалревольвер. Во второй раз инспектор проснулся оттого, что задребезжала крышка намаленьком фарфоровом чайнике, который он всегда ставил рядом с изголовьем.Землетрясение, но совсем маленькое, сразу понял Асагава и опять уснул.

После третьего пробуждения заснуть уже не довелось.

В лапшевне творилось нечто из ряда вон выходящее. Кто-тоорал истошным голосом, трещала мебель, а потом донёсся пронзительный крикхозяйки:

– Асагава-сан!

Значит, нужно спуститься – по пустякам Эмико тревожить егоне стала бы. Должно быть, снова буянят иностранные матросы, как в тот раз. Впоследнее время повадились шляться по туземным кварталам – там выпивка дешевле.

Инспектор со вздохом поднялся, натянул юкату. Револьвербрать не стал, незачем. Вместо огнестрельного оружия прихватил дзиттэ –железный штырь с двумя закорючками по бокам. В прежние времена таким отражалиудар меча, но дзиттэ годился и чтоб отбить нож или просто стукнуть по башке.Этим орудием Асагава владел в совершенстве.

Папку в комнате оставлять не стал, сунул сзади за пояс.

К облегчению инспектора, буянили не иностранцы, а двоеяпонцев. По виду обыкновенные тимпира, шантрапа самого мелкого пошиба. Неякудза, а так, крикуны. Но сильно пьяные и в кураже. Стол перевёрнут. Разбитонесколько мисок. У старого корзинщика Лиги, который часто засиживаетсядопоздна, расквашен нос. Других посетителей нет, видно, разбежались. Только вуглу сидит какой-то рыбак с медно-бурой, прокопчённой ветрами мордой. Этомухоть бы что, знай тянет палочками лапшу, по сторонам не смотрит.

– Это Асагава-доно, главный начальник полиции! Ну,теперь вы за все ответите! – крикнула Эмико, которой, кажется, тожедосталось – причёска съехала на сторону и рукав надорван.

Подействовало.

Один тимпира, с красной повязкой на голове, попятился кдвери.

– Не подходи! Мы не местные! Уйдём – больше нас здесьне увидишь!

И выхватил из-за пазухи нож, чтоб полицейский не совался.

– Как «уйдём»? – взвизгнула Эмико. – А ктоплатить будет? Сколько посуды перебили! И стол пополам треснул!

Кинулась на обидчиков с кулаками, бесстрашная.

Но второй буян, с глубокими оспинами на лице, наотмашьврезал ей по уху, и бедняжка грохнулась на пол без чувств. Старый Яити, вжавголову в плечи, кинулся вон из харчевни.

Асагава и так не выпустил бы мерзавцев, но за Эмико решилпроучить их как следует.

Первым делом подбежал к двери и загородил проход, чтоб неудрали.

Те двое переглянулись. Красный поднял нож на уровень плеча,рябой вытащил оружие посерьёзней – короткий меч вакидзаси.

– А ну, разом! – крикнул он, и оба одновременнобросились на Асагаву.

Только где им было тягаться с мастером дзиттэ. Удар ножа онотбил попросту, локтем, а клинок меча зацепил крюком, рванул, и вакидзасиотлетел в дальний угол.

Не теряя ни единого мгновения, Асагава приложил красногожелезным концом по запястью, выбил нож. Рябой ретировался к стойке, упёрся внеё спиной. Другой тимпира прижался к нему. Больше не шумели, руками неразмахивали, рожи у обоих посерели от страха.

Асагава не спеша направился к ним, помахивая своим орудием.

– Прежде чем вы отправитесь в участок, я немного поучувас, как нужно вести себя в приличных заведениях, – сказал он, свирепея отмысли, что выспаться так и не получилось.

Тем временем медномордый рыбак допил из миски остаткибульона, вытер рот рукавом. Наклонившись, поднял с пола вакидзаси, взвесил наладони и вдруг, безо всякого замаха, метнул.

Клинок вошёл в спину инспектора чуть выше коленкоровойпапки.

Асагава обернулся, лицо его было сердитым и недоуменным.Покачнулся, с трудом удерживаясь на ногах.

Тогда тимпира в красной повязке молниеносным движениемвыхватил из-под одежды короткий прямой меч. Легко, будто отмахиваясь от мухи,дёрнул рукой слева направо, и голова инспектора соскочила с плеч, веселопокатилась по полу.

Даже слетев с плеч,

Несколько секунд ещё

Живёт голова.