– Да как я могу отказаться! Это же б-бесчестье!

– Даже не знаю, что будет большей катастрофой притеперешней накалённости русско-британских отношений: если вы убьёте Булкоксаили если он вас. – Мстислав Николаевич призадумался, но развёлруками. – Нет, это исключено. Когда на карту поставлена честь страны,Фандорин, нужно уметь поступаться личной честью.

Титулярный советник посмотрел на агента исподлобья:

– Личной честью, капитан-лейтенант, нельзя поступатьсяникогда и ни по каким резонам.

И снова, встретив отпор, Бухарцев сменил тон – оставилпафос, перешёл к задушевности:

– Ах, бросьте, Эраст Петрович. Что наши мелкиесамолюбия и амбиции перед лицом Истории? А ведь мы с вами тут именно ею,матушкой, и занимаемся. Стоим на передовой позиции всей европейской культуры.Да-да, не удивляйтесь. Я много об этом в последнее время размышляю. Вот ядавеча с вами, Всеволод Витальевич, спорил, насмехался над японской военнойугрозой. Но после подумал хорошенько и признаю: правы вы, тысячу раз правы.Только надобно шире смотреть. Не в маленькой Японии дело. Скоро на Европудвинется новый Чингис-хан. Шевелится, готовясь пробудиться, гигантский Китай.Когда сия жёлтая волна поднимется, её гребень достигнет небес, увлечёт за собоювсякие там Кореи и Монголии, а на самой его пенной верхушке окажется задиристаяостровная империя с её хищным дворянством и алчной нуворишескойбуржуазией! – В голосе Мстислава Николаевича зазвенели пророческие нотки,взгляд загорелся огнём – должно быть, капитан-лейтенант уже представлял, какбудет произносить эту речь перед высшими мужами империи. – Новый Монголизмили Жёлтая Опасность – вот как я это назову. Миллионы и миллионы свирепых,узкоглазых, кривоногих, желтолицых обрушатся несокрушимой волной на мирныепросторы Старого Света. И на пути этого китайского исполина с японской головойснова, как во времена гуннов и татар, окажемся мы, славяне… Вот о чем нужнодумать, Эраст Петрович, а не о собственном гоноре.

На этой во всех отношениях достойной реплике, произнесённойс превосходной товарищеской укоризной, капитан-лейтенант удалился. Более непроизнёс ни слова, чтобы не портить эффекта. Просто встал, по-военному кивнул, произнёсодно-единственное слово («Господа») и прошествовал к двери.

Доронин встал, но с места не двинулся.

– Сирота проводит, – сказал он негромко. А чутьпогодя, когда агент уже был за воротами, с чувством прибавил:

– Мерррзавец! И ведь всё налгал. Не станет он ждатьникаких двадцати четырех часов. Накатает ябеду прямо сейчас, в вагоне. И тут жеотправит в министерство, а копию непременно в Третье отделение. Чтоб невыглядело обычным доносом, присовокупит всю эту чушь про Жёлтую Опасность,которую он сейчас перед нами репетировал. И самое гнусное, что в Петербурге этоужасно всем понравится. – Консул устало опустился в кресло. – Попрутменя в отставку, уж это самое меньшее… А и черт с ней, со службой, – вдругвесело тряхнул он головой. – Проживу и без неё. Но в Россию не вернусь.Натурализуюсь и превращусь в японца, а? Что вы на сей счёт думаете? – изасмеялся, как бы давая понять, что, разумеется, шутит.

На сей счёт титулярный советник ничего не думал, ему былонад чем поломать свою (впрочем, и без того уже проломленную) голову.

– Так главный акунин в этой истории – ДонЦурумаки? – будто бы про себя прошептал он.

– Как вы сказали? Акунин?

– Ну да, главный злодей. Мне объясняли, что японскиезлодеи не похожи на прочих. То есть они, конечно, тоже негодяи и исчадия, но сп-принципами и не без благородства. Что-то в этом роде.

Всеволод Витальевич усмехнулся:

– Япония – страна благородных злодеев? Пожалуй. УжЦурумаки-то – классический акунин.

– А я в этом не уверен… Видите ли, я неплохо знаю этогочеловека. – Фандорин не стал вдаваться в подробности. – Он… Оннепохож на коварного интригана. И потом, так ли уж нужно верить предсмертномусвидетельству? Я один раз уже совершил эту ошибку, поверил Суге. Тот же, какэто теперь ясно, в последнюю минуту жизни думал лишь об одном: как бы послатьнас по ложному пути.

– Онокодзи – не Суга. Тот был сильный, несгибаемыйчеловек, не боявшийся смерти. А ваш японский декадент к категории акуниновникак не относится.

Замолчали, на сей раз думая об одном и том же.

Консул так ничего и не придумал, вопросительно посмотрел напоминутно хватающегося за виски помощника.

– Вы говорили, что знаете какой-то рискованный способ?Способ чего?

– Удостовериться в коварстве Дона Цурумаки. Либо же вего невиновности.

– Но как это сделать?

– Я ведь вызван на дуэль. Значит, понадобитсясекундант, верно? – Эраст Петрович хотел улыбнуться, но вместо этогоскривился от нового спазма головной боли.

Самый верный друг,

Ты по-прежнему со мной,

Головная боль.

Вечером в том же самом кабинете вновь состоялось совещание,но уже в несколько изменённом составе. Морского агента не было, вместо негоВсеволод Витальевич пригласил Сироту – должно быть, в виде компенсации задавешнее унизительное ожидание в коридоре.

Японец, однако, обиженным не выглядел, скорее задумчивым,будто его мысли витали где-то очень далеко. Но, как свидетельствовали время отвремени вставляемые им реплики, рассказ вице-консула он слушал не менеевнимательно, чем Доронин.

От Дона Цурумаки титулярный советник вернулся, так и неразрешив своих сомнений.

– Поскольку никаких доказательств вины этого человека унас нет, я построил операцию исключительно на одной п-психологии. –Бледно-зелёный Эраст Петрович говорил неторопливо – то ли от нехорошегосамочувствия, то ли желая ещё раз проанализировать беседу сподозреваемым. – Если вкратце, я хотел напугать Цурумаки и заодноподсказать ему, как он может избавиться от опасности.

– Напугать Дона Цурумаки? – недоверчивопереспросил письмоводитель и покачал головой, будто Фандорин сказал несуразицу.