— Семечки у тебя — язык проглотишь! Сам жарил?

— Любовь моя, Марьюшка, их жарила, — ответил Ивани побрел искать более спокойное место.

Он протиснулся между двух боянов, обсуждавших размеры даниза очередной концерт, постоял чуть-чуть возле кучки певцов, решавших, какправильно петь былину об Алеше Поповиче. Оказывается, в самом распространенномтексте былины Алеша бьется со Змеем Тугариным два раза подряд и оба раза егоубивает. Верно, древний боян написал два варианта боя, а решить, какойлучше — не успел. Помер, видать, от натуги. Теперь бояны решали, чтолучше — выкинуть один поединок или дописать, что у Змея Тугарина былбрат-близнец Змий Тугарин. Иван постоял, послушал, но понял, что сегодня боянык единому мнению не придут, и побрел к выходу.

У дверей было куда веселее. Молодые бояны, отпивая поочереди из единственной бутыли с зеленым вином, пели друг другу свои былины.Всеобщим успехом пользовался боян Воха, который, аккомпанируя себе нагишпанском инструменте, пел на непривычный мотив:

Выезжает тут Илюха, о, йе-е!

Выезжает на лихом коне!

Он крутой, он круче Соловья,

Он снесет ему башку, ий-я!

А Алена Соловьинишна ушла гулять,

Соловейкин род продолжить, жениха сыскать.

Соловей укороченный под Калиновым мостом,

А Илюшенька с Аленой — под ракитовым кустом!

Ах, Алена! О, йе-е!

Певец затарабанил по струнам, глотнул зелена-вина и,мгновенно осипнув, продолжал:

А хотите я спою вам про Ивана-дурака,

Про Ивана, чей папанька, ой, да Черная Рука?

Как напился он с Емелей, документы потерял,

А в бою с четырехглавым богатырским другом стал...

Дурак привычно схватился за булаву, но передумал. Приятно,все-таки, когда о тебе поют, пусть даже не очень складно. В руки ему сунуликрынку с медовухой, мир стал уютен и бояны симпатичны. Рядом сидел хитрыймужичок, которого все звали Кудряшкиным, и вполголоса подпевал бояну Вохе.Униженный Куланьяннен бродил среди молодежи и напрашивался на комплименты. Егожалостливо хвалили. Временами забегал директор ВБО, делал пару глотков избутыли, стрелял у кого-нибудь табачку и возвращался к профессиональным боянам.В последнем набеге он взял в полон гитариста Воху и увел его увеселятьмаститых. Молодежь тут же взялась за гусли, разбилась попарно и принялась петьдруг другу. Кое-кто, прежде чем петь, хвалился, дескать, эту былину он ужепустил в народ, и ее поют в деревне Тугоуховке, где народу — целыхдвадцать душ.

Потом заглянул боян Фискалкин, снисходительно посмотрел намолодежь и похвалился недавним приобретением — заморскимигуслями-самогудами. С их помощью Фискалкин добился небывалой плодовитости,сочиняя по две былины в день. Гусли сами ему подыгрывали и даже запоминалитекст былины. Молодые бояны после ухода Фискалкина стали уверять друг друга,что мотив на гуслях-самогудах однообразный, а голоса у Фискалкина отродясь неимелось. Но было видно, что они ужасно завидуют.

Решив нарушить тягостное настроение молодежи, Иван-дураккрякнул и спросил:

— А не сыграете ли вы критику чего-нибудь новенького,свеженького, интересного?

Втайне дурак надеялся, что кто-нибудь продолжит былину боянаВохи о нем. Но вышло по другому. Гусли взял Кудряшкин, откашлялся и запел:

Как напилися в трактире нонче три богатыря,

Зелено вино хлебали, времени не тратя зря.

Как решили они подвиг богатырский совершить,

Как пошли к собаке-князю позволения просить...

Молодежь захихикала, Иван потер затылок.

А у князя гость незванный — старый дядька Черномор,

На Илюху, на Алеху, на Добрынюшку попер:

Мол, ругали, слышал, князя, повели ты их казнить,

Ясны головы хмельные с плеч широких отрубить.

А Илюшка был поддатый, а Добрыня пьяный был,

А Алешка улыбался, ни хрена не говорил.

Нету силы богатырской, всю пропили в этот день,

И Гапон, коварный попик, на плетень набросил тень.

Посадили их в подвалы, заковали в кандалы,

Может, головы отрубят, пока силы их малы.

Не видать им больше света и хмельна вина не пить,

Вы не ссорьтесь лучше с князем, все равно не победить!..

Кудряшкин откашлялся еще раз и смущенно объяснил:

— В последней строчке — это мораль. А когдабогатырям головы отрубят, я еще немножко напишу.

Опрометью выбежал Иван-дурак из избы-читальни. Оттолкнулзеленоволосого, объясняющего Гнедку различия между галопом и рысью, и вскочилна коня. Выручать надо братьев-богатырей!

Догадлив был поп Гапон. Действительно, не прошло и часапосле тайного визита Черномора к Владимиру, как в палаты княжеские ввалилисьтри богатыря. Покачиваясь и помогая друг другу не упасть, встали они пред ясныочи переодевшегося в полосатую пижаму Красна Солнышка.

Добрыня Никитич сделал шаг вперед и, галантно поклонившись,обратился ко владыке земли русской:

— Дело в следующем, княже. Хотим в твою честь подвигсовершить. — Однако поклон не прошел ему даром: произнеся эту фразу, оноступился и рухнул на пол.

— Да ты, брат, пьян! — вскричал князь, якобыудивленно.

— Князь! — вопреки очевидности оскорбился за другаИлья, — как ты мог подумать?! Добрыня ранен! То есть, тьфу! Добрыня ранен.В бою с гвардейцами Гапона.

— С какими гвардейцами?! — изумился Гапон. —Нет у меня никаких гвардейцев!

— Нет, так будут, — уверенно заявил Алеша, —ты давно о своей гвардии тайно мечтаешь.

— Откуда знаешь? — удивился Гапон.

— Телепатия, — объяснил Алеша.

— Телепатия! — взъярился князь, — телепатия,говоришь?! У нас, между прочим, тоже телепатия! Вот она-то мне и подсказывает,что только что вы меня в кабаке собакой кликали!

— У тебя, князь, телепатия неправильная, —предположил Алеша.

— Да хрен с ней, с телепатией, — махнул рукойВладимир, — у меня тридцать три богатыря в свидетелях.

— И как же мы теперь, княже? — не оченьвразумительно, но до крайности горестно спросил Добрыня, пытаясь подняться начетвереньки.

— Как, как, — столь же горестно ответилВладимир, — головы будем рубить, вот как.

— Головы рубить, эт хорошо, эт по-нашему, —встрепенулся уснувший было стоя Илья Муромец, — кому рубить?