— А вам, кому же еще, — радостно сообщилГапон. — Тебе первому.

Илья нахмурился, напряженно соображая. Наконец сказал:

— Не, мне не смогу. Размахиваться несподручно.

— А если кого другого попросить? — все с той жерадостью в голосе осведомился Гапон.

— Другому не позволю, — подумав, ответилИлья, — а сам не могу. Несподручно.

— Не позволишь?! — с внезапной свирепостьювзвизгнул Гапон. — А вот сейчас проверим! Эй, стража, взять их!

Стражники двинулись было опасливо к богатырям, ноостановились, услышав обращенные к попу слова князя:

— А ты че это тут раскомандовался?! Мантию, жулик,выиграл, и все уже?! Вот заведешь свою гвардию, тогда и командуй! Понял? —И, повернувшись к стражникам, скомандовал сам:

— Эй, стража, взять их!

Стражники искательно посмотрели на Гапона. Тот незаметномахнул им рукой, мол, делайте. Стражники придвинулись вплотную к богатырям.

— Только тронь! — рявкнул Илья, выставляя передсобой меч булатный. Но меч перевесил, и Илья упал лицом в направлении вытянутойруки. И упал он прямо на все пытавшегося подняться Добрыню. Тот жалобно пискнули затих. Затих и Илья. А еще через мгновение, обнявшись, они сладко посапывалина полу.

— Эх, ребята, — укоризненно протянул Алеша Поповичи сел на пол рядом с ними.

Без сопротивления, как дрова, стража поволокла троицу прочьиз тронного зала.

Гапон хотел что-то крикнуть вслед, но удержался и шепнулнесколько слов князю. Князь согласно кивнул и крикнул вдогонку стражникам:

— В погреб их! И свяжите хорошенько! — А затемдобавил, обращаясь к Гапону: — Казним на рассвете. Пусть проспятся. Негожерусских богатырей во хмелю казнить.

— Я всегда поражался твоей справедливости,Володя, — преданно глядя князю в глаза, сказал Гапон.

— Спасибо, Гопа, — жеманно поправил воротникпижамы князь.

— Вовка, — проникновенно продолжил поп, дружескиположив руку князю на плечо, — а давай их все-таки прям сейчас казним.Куй, как говориться, пока горячо.

— Не, княжеское слово менять не могу.

— Даже для меня?

— Даже для тебя.

— Жаль, жаль, — сказал Гапон задумчиво. Но тут жеповеселел:

— Знаешь, — сказал он, — не люблю я этизрелища, честное слово. Можно, вы их без меня казните, а?

— А чего ж, конечно. Отдыхай.

— А точно казните?

— Ну я ж сказал!

— На рассвете?

— Обязательно.

Гапон благодарно пожал князю руку:

— Вот это я понимаю! Сказано, сделано! А я тогда пойду,посплю, устал я чего-то от трудов государственных. Потом в баньку схожу. Потом,сам понимаешь, Алена у меня... К обеду только появлюсь, ладно?

— А чего ж, ступай, — разрешил князь, — Аленау тебя — ух! — князь сжал кулак, демонстрируя хилый бицепс. —Славная! Привет передавай от свата.

— Непременно, Вова, непременно, — заверилпоп, — адью! — И, весело посвистывая, вышел вон.

...Влетев в свою поповскую избу, Гапон еще в сенях закричалпризывно:

— Аленушка! Светик мой! Твой Гапончик пришел!

Огромная, на две головы выше его, мрачная бабища подбоченясьвозникла в дверном проеме. Есть женщины в русских селеньях...

— Ну? — спросила она грозно.

— Аленушка, — с виноватой улыбкой сказал Гапонпросительно, — собираться надо. Уезжаем мы.

— Куда это вдруг? — от презрительного прищураглаза Алены превратились в две синие щелки.

— Слушай меня, Аленушка, — зашептал Гапон, —наконец-то пришло за батюшку твоего Соловушку отмщение. На рассвете Илюху,обидчика твоего, со двумя его сотоварищами лютой казнью Владимир казнит. А мы стобой сейчас двинем к печенегам, обо всем об этом сообщим и к полудню с войскомихним уже и в Киев вступим. И стану я ханским на Руси наместником. Тогда исвадьбу сыграем. А?! Ловко я закрутил?!

Алена, онемев от возмущения, уставилась на Гапона. Наконец,взорвалась:

— Ах ты змей подколодный! Ах ты тать окаянная!Россию-матушку продавать?! Да я тебя, гада!.. — И она выдернула из подполы свою девяностопудовую кочергу, с коей не расставалась даже в постели.

— Ты ж моя упрямица, ты ж моя непослушница, —принялся ласково приговаривать Гапон, отступая вглубь сеней. А там, в сенях, натот случай все уж приготовлено было. В одну руку схватив с вешалки рушник, вдругую — с полки бутыль с наклейкой «Хлороформ», он плеснул зелья на тканьи, подскочив вплотную к Алене, сунул ей рушник в лицо.

Бабища с грохотом рухнула на пол и захрапела, сотрясаязвуком избу.

— Ничего, ничего, Аленушка, — приговаривал Гапон,корабельным канатом скручивая ей руки и ноги, — баба ты норовистая, чтокобылка необъезженная... Вот стану наместником, свадьбу справим, тогда иполюбишь, тогда и послушной станешь. — Сказав это, он прощальным поцелуемосенил пухлые девичьи уста, а затем вогнал в них толстенный кляп из скомканнойскатерти. — Ты тут полежи, отдохни, — сказал он на прощаниебезответному телу, — а я пока сбегаю с Черномором разберусь.

С этими словами поп поспешно выскочил из избы.

...А во княжеских палатах тем временем происходило вот что.Только было собрался Владимир от волнений отдохнуть, как отворилась дверь ивошла Несмеяна.

— Обидчика моего не нашли, папенька? — кокетливоспросила она, поправляя рукава шитого бисером кафтана.

— Обидчика, обидчика... Ищут, — рассеянно сказалВладимир, озираясь по сторонам. Где ж корона? Неужели Гапончик уволок? Казню...А! Вот она!

Владимир подобрал невесть как закатившуюся под трон корону,обдул с нее пыль и искоса посмотрел на дочку.

— Чего вырядилась в праздничное? Сарафан, небось, изкитайского сукна шит, а ты его в будни носишь. Отец-то у тебя — князь, ито по-простому одевается! — Он похлопал себя по бокам, демонстрируя полосатуюпижаму.

Несмеяна лишь вздохнула и промокнула глаза платочком.

— Грустно, папенька. Посмеяться хочется.

— Так ты посмейся, — оживился Владимир. —Народу объявим, что я тебя сам развеселил, полцарства сэкономим. Ну?!

Царевна покривила губы, старательно развела их пальцамивверх и застыла.

— Ну, — подбадривал Владимир. — Давай,хохочи, золотко!

— Чего с Емелей будет, как сыщут? — продолжаякривить лицо, спросила Несмеяна.

— Казним. Голову с плеч скинем, как положено.

Несмеяна тихо, уютно заревела.