Джордан притянул жену к себе.

– Она тоже обидела его, если помнишь.

– Возможно, – нехотя признала Алекс. Джордан улыбнулся ей вволосы.

– Ты была более склонна к прощению, когда я растоптал твоесердце, моя любовь, – поддразнил он.

– Это потому, что я любила тебя, – ответила Алекс,прижимаясь щекой к его груди и обвивая его руками.

– Но ты полюбишь моего кузена хоть чуть-чуть, если онзагладит свою вину перед Элизабет?

– Возможно, я найду для него уголок в своем сердце, –согласилась она, – но только если он вернет ей Хэвенхёрст. – Это ему дорогообойдется, – захохотал Джордан. – Ты знаешь, кто его купил?

– Нет, а ты?

– Филипп Демаркус.

Она захихикала, уткнувшись головой ему в грудь.

– Это не тот человек, который, прокатив принца по Темзе насвоей новой яхте, сказал, чтобы он заплатил за экскурсию?

– Тот самый.

– Ты думаешь, он обманул Элизабет?

– Только не нашу Элизабет, – засмеялся Джордан. – Но я нехотел бы оказаться на месте Яна, когда Демаркус поймет, что с этим местом унего связаны какие-то сентиментальные воспоминания, потому что цена будетбезмерной.

В последующие две недели Яну удалось выкупить изумрудыЭлизабет и Хэвенхёрст, но попытки найти ее саму оказались бесплодны. Еголондонский дом превратился в тюрьму, но он все чего-то ждал и не уезжал изнего, чувствуя, что Элизабет заставляет его пройти через эти терзания, чтобыпреподать некий урок.

Ян переехал в Монтмэйн, где провел еще несколько недель,бесцельно слоняясь по дому. Он вытоптал дорожку на ковре гостиной беспрестаннымхождением по ней и просверлил взглядом дырку В камине, часами глядя на огонь впоисках ответа. Наконец он понял, что больше не сможет этого выносить. Он немог сосредоточиться на работе и стал делать ошибки. Хуже того – его началипреследовать кошмары, что с ней что-то случилось или что она влюбилась в кого –то, кто был лучше него. Он перемещался из комнаты в комнату, но кошмары ходилиза ним по пятам.

И вот в начале декабря, холодным ясным днем, отдавдворецкому, слугам и даже повару распоряжение немедленно известить его в случаепоявления любой информации об Элизабет, Ян отправился в свой шотландский дом.Это было единственное место, где он мог найти успокоение и изгнать из своейдуши ощущение пустоты и боли, которая с каждым днем становилась все острее,потому что ему уже не верилось, что Элизабет когда-нибудь вернется к нему.Слишком много времени прошло. Если бы та храбрая мужественная девушка, на которойон женился, действительно хотела примирения, она бы уже предприняла к этомухоть какие-то шаги. Отдаться течению и плыть по воле волн было не в характереЭлизабет. И вот Ян поехал домой. Только в этот морозный декабрьский день онпоехал туда не потому, что устал от перенасыщенности своей жизни, а потому, чтоего гнали туда невыносимая пустота и желание обрести хоть видимость покоя.

Элизабет стояла у окна и смотрела на заснеженную тропинку.Она не отходила от окна уже три дня, с тех пор, как викарий принес письмосмотрителю дома с указанием сделать необходимые приготовления к приезду Яна. Янвозвращается домой, думала она, но, по-видимому, совершенно не догадывается,что его ждет здесь она. В письме он просил прибрать в доме и заготовитьпобольше дров и еды, чтобы хватило месяца на два. Стоя у окна, Элизабетсмотрела на залитую лунным светом тропинку, убеждая себя, что бессмысленнорассчитывать на его приезд сегодня ночью и тем более глупо наряжаться в еголюбимое синее платье и распускать волосы.

Высокая темная фигура появилась на повороте тропинки, иЭлизабет резко сдвинула новые тяжелые портьеры, которые недавно повесила.Сердце ее начало гулко стучать от надежды и страха, потому что последний разона видела Яна удаляющимся с бала под руку с Джейн Эдисон. Ей уже не казалось,что она поступила правильно, ожидая его здесь: в конце концов он едет сюда недля того, чтобы встретить ее, и, может быть, вовсе не захочет ее здесь видеть.

Ян отвел лошадь в сарай, обтер ее сухой тряпкой и засыпал вкормушку овес.

Подходя к дому, он заметил в окнах слабый свет,пробивающийся сквозь плотные шторы, и дым, поднимающийся из трубы. Очевидно,смотритель решил протопить дом к его приезду. Он отряхнул снег с сапог и взялсяза дверную ручку.

Элизабет стояла посреди комнаты и, ломая руки, смотрела, какповорачивается дверная ручка. Дверь распахнулась, и в комнату ворвалось облакоморозного воздуха, за которым возникла высокая широкоплечая фигура.

– Генри, тебе не обязатель….

Ян застыл на месте, забыв, что дверь открыта и теплостремительно уходит из дома. Он не сомневался, что это видение – плод еговоображения, подстегнутого причудливой игрой огня в камине. Но видение неисчезало, и тогда он понял, что это реальность: перед ним стояла Элизабет, а уее ног лежал молодой Лабрадор.

Чтобы выиграть время, Ян повернулся и тщательно прикрылдверь, пытаясь определить, была ли на ее лице радость, когда она увидела его.За долгие бессонные ночи он отрепетировал десятки речей – от язвительныхсентенции до самых нежных признаний. Теперь же, когда пришло время сказать хотьчто-то, он не мог вспомнить ни одного распроклятого слова. Он совершенно непредставлял, что может сказать сейчас своей жене.

Когда дольше молчать было уже невозможно, Ян выбрал дляначала нейтральную тему.

– Как его зовут? – спросил он, приседая, чтобы погладитьсобаку.

Элизабет проглотила обиду оттого, что он совершеннопроигнорировал ее саму и гладит блестящую черную голову Лабрадора.

– Я… я назвала его Тенью.

Звук ее голоса был таким нежным, что Яну захотелосьнемедленно схватить

Элизабет и прижать к своему сердцу. Но вместо этого онтолько посмотрел на нее.

То, что она назвала собаку именем его Лабрадора, показалосьему добрым знаком.

– Хорошее имя.

Элизабет закусила губу, пытаясь удержать своевольную улыбку.

– И к тому же оригинальное.

Эта улыбка поразила Яна как удар грома. Он прекратил гладитьсобаку и, выпрямившись, отошел к столу и сел. Элизабет мгновенно заметилаперемену в его настроении и встревожилась.

– Ты… ты хорошо выглядишь, – сказала она, пытаясьдогадаться, что он сейчас чувствует, и думая, что он невероятно красив.

– Просто прекрасно, – сказал он. – Что весьма замечательнодля человека, который больше трех месяцев не видел дневного света и не могзаснуть без бутылки бренди.