— У меня аналогичное ощущение. Но здесь я пристрастен.Меня недавно включили в космическую партию, не объясняя правил. Я прошел отначала до конца и дергал за каждую веревочку, что подворачивалась, пока непонял — все мои усилия просто часть их большой игры. Мне такое не по душе, и,если появится возможность повернуть все вспять, я воспользуюсь ею.

— Гм-м, — произнес он. — А что, если вся твояжизнь была обучением дергать за веревочки?

— Я бы не обрадовался. Полагаю, я чувствовал бы себятак же, разве что более напряженно.

Мандор взмахнул рукой, и передо мной предстал изумительныйомлет, сопровождаемый чуть задержавшимся гарниром: жареный картофель с чем-топохожим на смесь лука и зеленого чили.

— Все это лишь предположения, не так ли? — сказаля и приступил к еде.

Здесь последовала длинная пауза, пока мы жевали.

— Вряд ли, — наконец отозвался Мандор. — Ядумаю, Силы уже долгое время проявляют активность, и мы приближаемся кэндшпилю.

— Что заставляет тебя вмешиваться в эти дела?

— Началось с внимательного знакомства спроисшествиями, — отвечал он. — Затем последовали выводы и разработкагипотез.

— Избавь меня от лекции о применении научного метода втеологии и человечьей политике, — попросил я.

— Ты спросил.

— Действительно. Продолжай.

— Тебя не удивляет то, что Свайвилл скончался именносейчас, когда так много доселе неспешно развивавшихся событий одновременноподошли к развязке?

— Рано или поздно он должен был уйти, — промолвиля. — А все эти недавние потрясения, возможно, оказались для негочрезмерными.

— Расчет, — произнес Мандор. — Стратегия ирасчет.

— Расчет и стратегия чего?

— Чтобы посадить тебя на трон Хаоса, разумеется, —ответил он.

Бывает, услышишь что-нибудь неправдоподобное — и все. Адругой раз услышишь, а оно эхом отзовется. Сразу появляется чувство, будто ссамого начала знаком с этим или знаешь что-то очень похожее, но толькоразглядеть не трудился.

В ответ на заявление Мандора я сперва должен был быудивиться, затем фыркнуть что-то вроде: «Абсурд!» Однако я испытал странноечувство, — и неважно, прав Мандор или ошибался, — как будтосуществовало нечто большее, чем просто предложение, будто некий глобальный плантолкает меня в круг власти Двора.

Я затянул паузу долгим, неторопливым глотком кофе. Затеипроизнес:

— В самом деле?

И почувствовал, как улыбаюсь, когда Мандор пытался пойматьмой взгляд.

— И ты осознанно участвуешь в игре?

Я снова поднял чашку. Я чуть было не произнес: «Нет,разумеется, нет. Впервые об этом слышу». Затем я вспомнил отца и его рассказ,как он оставил в дураках мою тетку Флору и заставил выдать ему жизненно важнуюинформацию, которую сам он утратил из-за амнезии. Меня поразила не та ловкость,с какой отец это проделал, а факт, что его недоверие к родственникампереступило порог сознания, явилось на уровне чистой интуиции. У меня, вотличие от Корвина, не имелось векового опыта семейных неурядиц, соответственноне было и столь развитых рефлексов. Кроме того, мы с Мандором хорошо ладили,хотя он был много старше, и в некоторых областях наши вкусы весьма различались.

Неожиданно, обсуждая игру со столь высокими ставками, ябудто услышал слабый голос Корвина — он называл этот голос «своей худшей иболее мудрой половиной»: «Почему бы не попробовать, парень?»

И, вновь опуская чашку, я решил попытаться, хотя бы радиопыта и всего на несколько минут.

— Не знаю, одно ли и то же мы подразумеваем, —произнес я. — Почему бы тебе не поведать мне о разгаре игры — или, можетбыть, даже вернуться к началу и рассказать о том. что подтолкнуло тебя к стольпреждевременным выводам?

— И Логрус, и Образ — разумны, — начал Мандор — Мыоба видели тому свидетельства. Не важно, они суть проявления Змея и Единорога,или все наоборот. В любом случае мы говорим о паре сверхчеловеческих разумов,имеющих в своем распоряжении мощь поистине безбрежную. Кто из них старше — ещеодин из бесполезных теологических вопросов. В той ситуации, когда это насзатрагивает, следует беспокоиться лишь о самих себе.

Я кивнул:

— Справедливо.

— Силы, которые они представляют, противоборствуют, нона протяжении веков были более-менее равны, — продолжал он, — и такимобразом поддерживался баланс. Они постоянно одерживали небольшие победы другнад другом, стремясь расширить свои владения за счет противника. Общий итог неменялся. Оберон и Свайвилл долгое время были их агентами, а Дворкин и Сухай —посредниками, общающихся с Силами напрямую.

— Неужели? — промолвил я, пока Мандор отхлебывалсок.

— Полагаю, что Дворкин соприкоснулся с Образом слишкомтесно, — продолжил он, — и таким образом стал открыт дляманипулирования. Однако старик оказался достаточно искушенным, чтобы понять этои оказать сопротивление. Это привело к помрачению рассудка старого мастера, исоответственно к повреждению Образа, именно из-за слишком тесной их связи. Это,в свою очередь, заставило Образ оставить Дворкина в покое, чтобы не последовалоболее серьезного ущерба. Вред тем не менее был нанесен и Логрус выиграл круг,что позволило ему распространить свое влияние в царство порядка, когда принцБранд начал эксперименты, дабы увеличить собственные способности. Я считаю, чтоон попал под контроль и стал невольным агентом Логруса.

— Очень уж тут много предположений, — заметил я.

— Учти, — возразил Мандор, — что его замыслыстали выглядеть бреднями безумца. Но в них обнаруживается куда больше смысла,чем кажется на первый взгляд, если цель их — разрушить весь порядок,восстановив вселенную хаоса.

— Продолжай.

— В какой-то момент Образ обрел — а возможно,окончательно освоил — способность творить призраков, недолго живущие подобиятех, кто однажды его преодолел. Момент очень интересный. Думаю, именно так ибыл запущен главный механизм игры, поддерживая мой тезис о непосредственномвлиянии Образа и, возможно, Логруса на развитие материальных событий. Можетбыть, именно с его помощью твой отец был выдвинут против Бранда как защитникОбраза. Хотел бы я знать.

— Ты говоришь, выдвинут?