— А я думала, что…

— Духовое ружье, — снова перебил я, улыбаясь. — Другая частьзадания продвигается, но… — Я повернулся к натурщице. — Вы профессиональнаямодель, я угадал, мисс Хэдли?

Она покачала головой и улыбнулась.

— В данный момент, — пояснила миссис Крокетт, — она мояподруга и, когда не позирует, очень скромная молодая леди. Но подумывает, несделать ли позирование профессией. Ее положение изменилось, и…

Сильвия Хэдли рассмеялась:

— О, не тяни волынку, Филлис. — Она повернулась ко мне: —Мой муж оказался настоящим подлецом. Он спустил все, что у меня было, а затемего подцепила другая женщина, и он бросил меня в беде. Филлис ужасно мила ипытается создать видимость, будто то, что я делаю для нее, всего лишьприятельское одолжение. В действительности она мне платит. Я знаю, что онарисует и нанимает натурщиц. А мне надо есть и пить. Поэтому и попросила ееплатить мне столько же, сколько другим натурщицам.

Теперь вы все знаете, мистер Лэм, и нет нужды наводить теньна ясный день. В конце концов, я зарабатываю на жизнь честным трудом… Время отвремени мы делаем перерыв. Вот такая, в двух словах, история.

Я осмотрелся кругом и показал на картины:

— Очевидно, вы много работаете.

Филлис засмеялась:

— Не знаю, заметили ли вы, мистер Лэм, но у нее совершеннобожественная фигура. Я хочу запечатлеть ее на холсте в разных позах, как сумею.

— Я заметил, — сказал я сухо.

— Картины?

— Фигуру.

— Я так и думала, что заметили, — скромно вставила Сильвия.

— Вашего мужа нет дома? — спросил я миссис Крокетт.

— У моего мужа, — ответила она, — как известно, имеютсяличные апартаменты. Он скрывается в них каждый раз, когда хочет поработать, ипри этом запирает дверь. И когда он там, он недосягаем для своей жены, своихдрузей и вообще для кого бы то ни было.

Вероятно, это бывает, когда он пишет свои книги опутешествиях. Сидит там и диктует часами.

— Секретарю? — спросил я.

— На диктофон. У него там маленькая кухонька, в которой ондержит провизию. То, что можно приготовить без особых усилий: яйца,консервированные бобы, стручковый перец, испанский рис, хлеб из непросеянноймуки… Он прилично готовит и может подолгу сидеть на белковых пищевыхконцентратах без свежей зелени. Иногда остается там два-три дня безвылазно.

— Из этого я должен заключить, что он не заинтересуетсявозвращением духового ружья?

— Конечно заинтересуется, ужасно заинтересуется.

Но он не захочет ничего об этом узнать, пока не выйдет изтого, что я называю зимней спячкой.

— А когда это может произойти?

Она пожала прекрасными плечами.

Я поставил духовое ружье в угол.

— Сюда можно?

— Да. Факт остается фактом, вы отыскали его, мистер Лэм. Нокак это вам удалось, да еще так быстро?

Я ответил:

— Это довольно длинная, но простая история.

Сильвия Хэдли переводила взгляд с нее на меня.

— Разве духовое ружье было украдено? — спросила она.

Филлис кивнула.

— Что-нибудь еще пропало? — спросила Сильвия, и мнепоказалось, что в ее голосе проскользнуло нечто большее, чем случайный интерес.

— Нефритовый Будда, — ответила миссис Крокетт. — ДвойникБудды, исчезнувшего три недели назад.

— Ты имеешь в виду тот прекрасный кусок полированногозеленого нефрита, резного Будду в нирване с выражением спокойнойсосредоточенности на лице?

— Именно его, — подтвердила Филлис. — Из-за него Дин устроилжуткую сцену.

— И я понимаю, ведь это одна из самых прекрасных резныхстатуэток, которые я когда-либо видела. Я… о, я была бы счастлива иметь дажеего копию. Я собиралась попросить Дина заказать в Париже гипсовую копию… Тыхочешь сказать, что он пропал?

— Он пропал, — промолвила Филлис.

— Ох, это ужасно! — воскликнула Сильвия Хэдли.

Я взглянул на миссис Крокетт:

— Не думаете ли вы, что ваш муж настолько заинтересован ввозвращении духового ружья, что захочет прервать свое заточение?

— Его невозможно прервать.

— Но там же есть дверь, — возразил я. — Можно постучать.

— Там две двери. Обе заперты. Между ними тамбур.

Не думаю, что он услышит стук.

— А телефон там есть?

Она покачала головой:

— Эта часть квартиры сооружена по специальному проекту.Говорю вам, это совершенно немыслимо, если только…

— Если только что?

— Если он не работает. Тогда я могу привлечь его вниманиечерез окно.

Я промолчал. Она задумчиво покусала губы, подняла духовоеружье и предложила:

— Пожалуйста, пройдемте со мной.

Она оставила Сильвию Хэдли сидящей, скрестив ноги, в тонкойшали, завязанной у талии, с двумя концами, ниспадающими от узла в видеперевернутой буквы V.

Я последовал за Филлис. Она прошла в коридор, открыла дверьванной комнаты и, усмехнувшись, произнесла:

— Протиснетесь поближе к окну, и посмотрим.

Я протиснулся к узкому окну ванной. Она открыла раму сматовым стеклом и придвинулась ко мне так близко, что наши щеки соприкоснулись.Окно находилось на противоположной стороне вентиляционного колодца ширинойпримерно семь с половиной метров и на добрых четыре с половиной метра вышенашего окна.

— Там, наверху, его логово, — сказала она. — Иногда онзашторивает окно… Нет, сейчас шторы раздвинуты… Когда наговаривает на диктофон,сиднем сидит, а когда раздумывает, ходит по комнате взад и вперед мимо окна, итогда можно посигналить ему фонариком. Подождите минуту, — попросила она ивышла из ванной.

Через секунду вернулась с электрическим фонариком.

— Если увидим, что он ходит, я посигналю, — сказала она. —Но я не хочу отвечать за последствия. Можно нарваться на ужасную ругань. Он нелюбит, чтобы его беспокоили, когда он там, наверху.

— Я нахожу, что ваш муж большой оригинал, — заметил я.

— Вы правы.

Она подошла ко мне совсем близко и сказала:

— Послушайте, так неудобно. Я протиснусь между стояком истеной… вот сюда.