Ведь появление истинного бога в материальном плане разрушит реальность.

Но порой боги снисходили до того, чтобы послать своим стадам истинную частичку себя. Тогда отражения приносили откровения о будущем.

Боги видели мир не так, как смертные. То, что для верующих, которые получили откровение, было бессмысленной мешаниной символов, эмоций, образов и даже запахов, воспринималось ими как естественное течение мысли — или того, что мысль им заменяло.

Не помогало и то, что духовные сущности ничего не объясняли. Большая часть посланцев-отражений относилась к материальному плану с пренебрежением, оставляя смертных самих разбираться в полученном. А те, если не обладали особой склонностью — природным талантом к познанию откровений, — сходили с ума и вскоре погибали.

И солярные, и лунарные церкви высоко ценили оракулов — тех, кто мог выдержать тяжесть божественных помыслов. В случае ашур это уважение было ещё более весомым, поскольку Дом с оракулом мог диктовать свою волю другим.

Не желая отпускать будущее на милость богов, маги разработали школу прорицаний — бледное подобие истинной способности оракулов. Прорицания давали возможность заглянуть в будущее, однако этот способ сильно зависел от силы мага и давал сомнительные результаты.

Тем не менее прорицания порой срабатывали. Оттого от них не отказывались, несмотря на недовольство священников, считавших их попыткой уподобиться богам. По мнению церковников, лишь они имели право заглядывать в грядущее — устанавливать определённость там, где её не было.

У прорицаний было много недостатков. Но ключевым было то, что их использование требовало глубокой перестройки ауры — «выжигания», как выражались противники школы.

Волшебник, прошедший выжигание, становился, в сущности, инвалидом. Он приносил свои магические навыки в жертву ради призрачного шанса обрести способность прорицать, чтобы вершить чужие судьбы, подобно богам.

Но даже самый сильный прорицатель не мог сравниться с оракулом.

В Энель обнаружили спящий дар при рождении. И это определило её судьбу.

Всю жизнь её готовили к тому, чтобы трактовать откровения. Принуждали идти по церковной стезе, хотя она проявляла незаурядные способности в иных областях. Готовили к тому, что как только дар проснётся, её отправят в один из храмов, где она проведёт остаток своих дней.

Но талант не спешил пробуждаться. В конце концов глава Дома устал ждать и приказал разбудить его — любыми средствами.

Энель прошла через многое. Но финальной точкой стало предложение подвергнуть её выжиганию: один из учёных Дома заявил, что раскрыться способностям оракула мешают другие магические склонности.

Она сбежала с ритуального алтаря. Но обряд успели начать, и выжигание искорёжило ауру Энель. Меньше всего пострадали развитые маледикция и дименциализм, но кое-какие области были разрушены основательно. Энель не могла вызвать даже маленького огня; да что там, её выматывал базовый телекинез.

— И что мне было делать? — горько усмехнулась ашура. — Я пустилась в бега — прочь от своего Дома. Но от Милиам не спрятаться. Она явилась во сне отражением и заявила, что я веду себя как непослушный ребёнок и от судьбы не спастись. Я начала спорить, и она наложила проклятие, снять которое я при всех своих знаниях не могу.

— Какое проклятие?

— Ты видел! Когда я радуюсь, то… молодею.

Я вспомнил странные преображения ашуры; как она становилась маленькой девочкой. У Милиам — или Эмилии — было своеобразное чувство юмора.

— Когда мы найдём нетронутый храм, — произнесла Энель, прищурившись, — я спрошу у Милиам, сильно ли ей помогла власть над судьбой. Полюбуюсь на призрак. А потом, когда ты закончишь выпрашивать магию, уничтожу статую.

Пока ашура нашёптывала мне историю своей жизни, она заметно протрезвела. Поднявшись с кровати, она посмотрела на меня сверху вниз.

— Идиоты, которые добровольно выжигают себя, чтобы поиграть в богов, заслуживают смерти. Я достаточно откровенно выразилась?

Я не знал, как вести себя с этой версией Энель. Энель, говорящей правду без обиняков. Нарочито-спокойной Энель, внутри которой бушевала буря. Поэтому ответил просто:

— Да.

Она подобрала одежду. Обернулась возле двери:

— Короткого дня, Роман.

Лишь оставшись один, я вспомнил, что забыл рассказать Энель о нападении убийцы из Культа Ночи.

Глава 10

Той ночью мне приснился цепкий, никак не желавший отпускать кошмар. Видения собора, в котором я разговаривал с Эмилией, смешались с воспоминаниями о храме в Гетое.

Одна церковь беспрестанно перетекала в другую, статуи святых оборачивались скульптурой лунарной богини, а та исчезала в сгущавшемся липком мраке. Я чувствовал себя мошкой, пойманной в каплю смолы; рвался прочь, но сиротливо жавшиеся к стенам трисвечия не могли разогнать темноту, не могли озарить выход, потому что выхода не было, а холод подкрадывался всё ближе к сердцу…

Утро оказалось не менее утомительным, но хотя бы более понятным. Даичи вконец озверел от вынужденного просиживания за торговыми бумагами и отдал приказ каравану трогаться. Дайск говорил, что охрана не укомплектована полностью, но купца увещевания помощника не переубедили.

Для нас распоряжения Даичи вылились в ранний подъём. Из-за кошмаров я толком не выспался, но потирающей виски Энель и бледной, невыспавшейся Айштере приходилось не лучше. Когда я встретился взглядом с ашурой, в воздухе повисла неловкость, такая густая, что впору утонуть. Энель резко отвернулась. Айштеру же, напротив, она рассматривала с каким-то болезненным вниманием.

Наши мучения прервал приход Марка и его отряда.

Те, как выяснилось, спать не ложились вовсе: посланец выдернул их прямо из борделя. Рожи у парней были опухшие и помятые после бессонной ночи. Но в сравнении с мутными типами, над которыми взял главенство Тэмин, они всё ещё выглядели сущими ангелами.

Поскольку караван был готов к отправке уже давно, обошлось без томительных сборов. К полудню из северных ворот Гетоя потянулась вереница груженых повозок.

Там же Дайску предоставился неожиданный случай в последний раз пополнить охрану. Этому помощник, наблюдавший за телегами, впрочем, ни капли не обрадовался. И я его понимал. В конце концов, Дайска буквально поставили перед фактом, что к каравану присоединится новый разумный.

Звали его Хесон, и он принадлежал к расе кинотов. Немного ниже Тэмина, но значительно шире в плечах, он смотрел на окружающих с высокомерной ухмылкой, точно бросая им вызов. Так же скалилась и татуировка дракона на его лице; морда обосновалась на щеке кинота, а хвост терялся в основании шеи, прикрытый воротом вычурной рубашки.

Ладонь Хесона не покидала рукояти увесистого палаша, украшенной волнистым серебряным узором. Вторая рука то и дело нащупывала ножны богато украшенного кинжала, — будто примеривалась, есть ли поблизости подходящая цель. Доспехов он не носил. Да и одежда у него была отнюдь не походная: расшитый камзол без рукавов и длинный кафтан.

Но внимание приковывали не дорогое оружие и франтоватое облачение. Все пялились на его левое ухо, в котором тихо позвякивали три толстых золотых кольца. На каждом был свой знак, и эти знаки, мне незнакомые, привели Дайска в тихую панику. Даже Марк мигом стряхнул с себя похмелье, напрягся и потянулся к револьверу. Стражники у ворот же задрали головы к пушистым облакам, притворившись, что никого не замечают.

Интересно, что означают кольца? Знак облечённого властью? Армейское звание? Или это редкие артефакты? Надо бы уточнить вечером у Марка или Айштеры.

— Пойду с вами, — бросил Хесон, закончив с приветствиями. — Неохота тащиться одному в этой глуши. Плату, так и быть, возьму по общему сговору. Принесёшь всю сумму чуть позже. В долг не работаю.

Он похлопал Дайска по плечу, отчего колени того подогнулись, и пошёл вдоль каравана, присматриваясь к повозкам. Самую богатую, в которой ехал купец, он миновал и запрыгнул в следующую за ней, проявив неожиданную для грузного тела ловкость. Испуганный вскрик возницы кинот пропустил мимо ушей и скрылся за пологом.

— И что с ним?.. — начал Марк.

Старик раздражённо повёл плечом.

— А что ты с ним будешь делать? Донесёшь страже города, который мы только что покинули? Уверен, она и слышать об этом не захочет. Или разберёшься с ним сам? Нападёте на него всем отрядом?

— Ну, нам по пути, — протянул Марк. — Если господин Даичи не будет против, я предпочту оставить всё как есть. Хотел бы я посмотреть на бандитов, которые решатся напасть на караван с Меченосцем!

От этой реплики помощник купца скривился, точно от жуткой зубной боли, однако не возразил. Лишь пробормотал под нос, уходя:

— Ещё одна проблема…

Больше заметных происшествий во время