– Я не могу.

– Ну, тогда не оставляйте, – небрежно проронил безжалостныйредактор и потянул на себя дверь.

– Я не могу оставить рукопись, если вы не дадите мне никакихгарантий, что ее не украдут! – выпалил Жорж Данс. – Это не просто детектив,этот роман…

– …должен перевернуть судьбу русской литературы, – перебилего главный устало. – С него начнется новая эра и возрождение всей русскойпрозы, правильно я понимаю?

– Откуда вы знаете? – испуганно пробормотал Женя Чесноков.

Главный редактор не мог знать ничего такого, он же еще нечитал роман! Или успел подсмотреть? В панике Женя оглядел себя. Рукописьторчала у него под мышкой, плотно прижатая к боку, и невозможно было разглядетьслепые, плохо пропечатанные строки на серой бумаге, но ведь редактор откуда-тоузнал о том, что роман должен перевернуть и сокрушить!…

– Маша, – сказал главный, словно рядом не было никакогоЖоржа Данса, – возьми у него роман, но если он не будет давать, не слишкомнастаивай. Поняла?

– Поняла, Константин Петрович.

– А гарантии? – пискнул Жорж. – Полной безопасности!

– Мы не воруем рукописи, – равнодушно ответил главный. –Зачем это нам?

– Вы можете издать ее под другим именем!

– Зачем нам издавать ее под другим именем, когда у вас естьваше собственное? – осведомился редактор.

Жорж Данс растерялся – он не знал, зачем издавать его романпод чужим именем.

– Чтобы заработать на нем деньги, – пробормотал он первое,что пришло ему в голову.

– Ну, если нам удастся заработать, мы заработаем и с вашимименем, какая разница! Оставляйте, только подписать не забудьте.

И он все– таки сгинул за своей дверью, и Данс осталсянаедине с секретаршей, которая доедала яблоко.

– Оставляете? – спросила она, жуя. – Тогда кладите сюда, авот вам бумажка, имя напишите и туда подсуньте, хорошо?

Все это не лезло ни в какие ворота.

А как же разговор, увлекательный, острый, бесконечный?Разговор с главным редактором, который непременно должен быть в костюме-тройке,с черепаховыми очками с захватанными стеклами, засунутыми в нагрудный карман?!Редактор обязательно должен картавить и называть Жоржа «батенька мой» или«молодой друг», прихлебывать очень черный чай из стакана с дребезжащимподстаканником и нацеливать на него свои очки, выдернутые из кармана. Он долженпридирчиво и внимательно выспрашивать Жоржа о том, как он относится ксегодняшней литературе, как оценивает ее положение и состояние, как ему пришлов голову начать писать и над чем он работает сейчас. Редактор должен наугадраскрыть его рукопись, приставить к глазам сложенные очки, некоторое времяпочитать и потом неким новым взглядом взглянуть на Жоржа и пробормотать себепод нос: «Недурственно, недурственно, даже удивительно для такого молодоготаланта!…» Провожая Жоржа к двери, он непременно должен споткнуться о загнутыйкрай ковра. Данс должен его поддержать, а редактор непременно должен велеть ему«всем кланяться» и «захаживать, захаживать почаще!».

Женя Чесноков подозревал, что ничего такого не бывает насамом деле, но был почему-то уверен, что с Жоржем Дансом все будет именно так,и никак не ожидал увидеть у главного такой шикарный галстук и что редакторшаокажется такой молодой и голубоглазой!

Да еще Аркадьева эта, будь она неладна, любимица нации!

Рукопись «отвергли».

– Очень много длиннот, – сказала голубоглазая. – Нужносокращать почти половину, но тогда не хватит объема. Действие все времятопчется на месте, и язык…

– Я писал в стиле начала века! – вскинулся Женя.

– Это хорошо, – согласилась редакторша, – но тогда вам нужнобыло выдержать стиль до конца, а у вас он где-то есть, где-то нет, и от этого вцелом роман читается трудно. Да и сюжет… странен.

– Молодой инженер убивает старика, у которого он снимаетугол, – начал Женя, – убивает потому, что…

– Почему убивает, нам уже рассказал Достоевский, – тихонапомнила редакторша. – Как детектив, роман хромает на обе ноги. Вы попытайтесьего поправить так, чтобы была динамика действия. Может быть, придется ввестикакие-то дополнительные персонажи, потому что у вас их фактически всего три –инженер, старик и следователь Мадригалов!

Жорж Данс исподлобья смотрел на нее. Она говорила совершеннообыденным тоном, а он мечтал, как сейчас ее убьет.

Он даже представил себе – секретарша далеко, ничего неуслышит. Одно движение, и пальцы вцепятся и сокрушат нежное горло. Оназахрипит, начнет отдирать его руки, но воздуху уже будет не хватать, и щеки унее почернеют, и глаза вылезут из орбит, и он стукнет ее виском о стену, и большеэта дрянь уже не станет трепыхаться.

Пальцы у него сжались в кулак, и он понял, что тискает крайсвоего пиджака, тискает так, что трещит подкладка, только когда голубоглазаяперестала говорить и вопросительно посмотрела на него.

– Что-то еще? – спросила она, помолчав. – Если хотите,можете переделать и принести еще раз, я посмотрю. Только, пожалуйста,перепечатайте ее на белой бумаге, читать совершенно невозможно!

Он ушел, пылая ненавистью и негодованием, совершенноуверенный, что его «подставили», «обманули», нагло использовали.

В следующих трех редакциях было все то же самое. Обиднохолодный прием, странные взгляды и совет все переделать.

Он не мог и не хотел ничего переделывать, он точно знал, чтос него начнется новая эра в истории русской литературы!…

В институте, где он служил младшим научным сотрудником, кнему никто не приставал с работой, зато исправно платили зарплату – стопятьдесят «зеленых», в переводе на североамериканские деньги. Этого былоудручающе мало, да и вовсе не в сто пятьдесят долларов он оценивал свой талант,а потому бешено завидовал – Аркадьевой, которая хохотала с телевизионногоэкрана, и еще американцу, который написал какую-то ерунду про да Винчи, и ещетому, и еще этому!

Конечно, он не стал переделывать роман! Чего доброго,испортишь шедевр, с которого начнется новая веха в истории русской литературы!…

Конечно, он засел за следующий, и с этим следующим сталипроисходить мистические и странные вещи, недаром и этот роман он писал хорошоотточенным карандашом – высшая энергия передавалась отлично!

Жорж понял, что дело нечисто, когда в подъезде приглушенногрохнуло, и, выскочив из квартиры, он увидел бегущих людей, а потом то, чтоосталось от его соседа по площадке.

Ничего. Бурое месиво, прикрытое простыней.

Этот сосед, дядя Гоша, как-то заглянув на огонек, предложилЖоржу Дансу работу. Очень простую, сказал дядя Гоша, но заплатят за нее хорошо.