Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думаю, со временем… со временем ты как-то с этимсправишься, преодолеешь, — неуверенно ответил Джон, которого этот вопросзастиг врасплох. — Ничего другого тебе просто не остается. И тогда однаждыты снова почувствуешь себя живым человеком. Не таким, быть может, как раньше,но… Ты должен жить дальше, Робби, ведь у тебя остались дети, внуки, друзья,которые тебя любят. Большинство людей, в конце концов, преодолевают это, и…Нет, я не хочу сказать, что они забывают, но… Просто их потери не мешают имжить. — Джону не хотелось говорить Роберту, что он может найти себе другуюженщину. Это было бы бестактно, и Джон смолчал, хотя слова эти так и вертелисьу него на языке. Почему нет, в конце концов? Ведь его друг был совсем еще нестар, да и выглядел он — дай бог каждому так выглядеть в шестьдесят три!Впрочем, даже если Энн и суждено навсегда остаться в его жизни единственнойженщиной и единственной любовью, Роберт все равно должен был жить дальше.Его-то жизнь не закончилась… Главное, рассуждал Джон, выдержать первые, самыетяжелые дни и недели, чтобы боль от потери не убила Роберта, как это бывает прилюбой тяжелой травме, и физической, и моральной. Потом рана начнет потихонькузатягиваться, заботы и дела снова обступят Роберта, и он снова вовлечется вводоворот жизни, в которой рядом с ним уже не будет Энн. Дай бог ему пройтиэтот путь мужественно и стойко.
— Пожалуй, мне придется теперь уйти в отставку, —сказал Роберт. — Не представляю, как я смогу работать без нее.
Он не представлял, как он будет жить без нее. Энн быласмыслом его существования, осью, вокруг которой вращался его мир.
— Я бы на твоем месте не стал спешить, — мудрозаметил Джон. — Подожди, пока эмоции немного улягутся, а боль притупится,а там уж будешь решать.
На самом деле ему казалось, что работа просто необходимаРоберту — только работа могла бы хоть немного отвлечь его от мрачныхразмышлений. В противном случае он мог впасть в тоску, отчаяние, а там и добеды недалеко. Сам Джон знал несколько случаев, когда переживший супруг, не всилах вынести тоски и одиночества, накладывал на себя руки.
— Я хотел бы продать эту квартиру, — неожиданносказал Роберт. — Как я буду жить здесь без нее?
Его глаза снова наполнились слезами, и Джон поспешилкивнуть.
— А вот это правильно. Перемена обстановки будет тебеполезна. Кстати, пока квартира продается, можешь пожить у нас. Переселяйся хотьзавтра — ты нас нисколько не стеснишь.
На самом деле он надеялся, что, пока Роберт будет жить уних, он придет в себя и раздумает продавать квартиру. Или, по крайней мере,сделает это не сгоряча, под влиянием минуты, а осознанно. Ему было невдомек,что на самом деле Роберту вовсе не хочется продавать квартиру. Не только ееобстановка, но и самый воздух здесь напоминал ему об Энн, а Роберт слишкомдорожил этими воспоминаниями, ибо это было единственное, что у него осталось. Вних он черпал горько-сладкое утешение, не подозревая, что это — самый быстрый иверный способ сойти с ума. К счастью, это понимали его друзья. Паскаль и Дианауже договорились с Амандой, что в самое ближайшее время они разберут вещи Энн исдадут часть на хранение, а часть отправят в благотворительный магазин Армииспасения. Но когда Роберт об этом узнал, он воспротивился этому самымрешительным образом, заявив, что не желает, чтобы они что-нибудь трогали. Здесьвсе должно остаться так, как было при ней, сказал он, и Паскаль и Дианепришлось уступить.
И действительно, ему было приятно видеть на стуле купальныйхалат Энн, видеть ее белье в шкафу, зубную щетку в стакане в ванной, еекофейную чашку на полке в кухне. Глядя на эти дорогие его сердцу вещи, Робертвоображал, будто Энн не умерла, а просто куда-то ненадолго вышла. Но онавернется, уговаривал он себя, обязательно вернется, надо только немногоподождать.
Эти симптомы казались его друзьям достаточно серьезными, но,посоветовавшись, они решили, что волноваться еще рано. Роберт всегда былтрезвомыслящим человеком, и это позволяло им надеяться, что рано или поздно онсумеет взглянуть в лицо реальности и понять: Энн ушла навсегда.
В день похорон Джон просидел с Робертом до самого вечера.Почти все время они молчали; когда же в комнате стало настолько темно, что очертанияокружающих предметов совершенно растаяли во мраке, Роберт наконец задремалпрямо на диване. Оставлять его Джону не хотелось, и он лишь уложил другапоудобнее и укрыл теплым пледом, а сам перебрался в кабинет Роберта, где снял сполки несколько книг.
В десять часов вечера он снова заглянул в гостиную и,убедившись, что Роберт крепко спит, позвонил Моррисонам и попросил позвать ктелефону Паскаль.
— Я все еще здесь, — сообщил он. — Славабогу, Роберт наконец уснул, но я боюсь оставлять его одного — слишком сильныйстресс он пережил. Как ты считаешь, что мне теперь делать?
Во всем, что касалось чувств, Джон привык полагаться намнение Паскаль, поэтому и просил ее совета.
— Я думаю, тебе придется заночевать у него, —немедленно ответила она. — Только ради всего святого — не разбуди его!Хочешь, я привезу вам что-нибудь поесть?
— Мне кажется, у него должны быть какие-то продукты… —с сомнением пробормотал Джон. Он не был в этом уверен, а заглянуть вхолодильник не догадался.
— Я привезу сандвичи и бульон, — твердо сказалаПаскаль. — Только сначала заеду домой.
— Хорошо, — тут же согласился Джон. В эту минутуДжону и в голову не пришло иронизировать по поводу кулинарных способностейПаскаль. Смерть Энн напомнила всем, кто ее знал, как драгоценны жизнь, дружба илюбовь. Даже Джон, который был, пожалуй, самым толстокожим из всей компании,начал постигать и чувствовать такие тонкости, которые раньше считал «пустяками»и старался не замечать.
Паскаль приехала без четверти одиннадцать с пакетомсандвичей и термосом горячего бульона под мышкой. Роберт к этому моменту ужепроснулся, но вид у него был усталый и несколько рассеянный, словно он несовсем хорошо понимал, где находится и что с ним случилось. И все же сон пошелему на пользу. Он практически не спал с трагической пятницы и почти ничего неел, однако ни бутерброды, ни куриный бульон не пробудили в нем аппетита.Равнодушно оглядев накрытый на кухне стол, он сказал, что ничего не хочет, хотяи Паскаль, и Джону было отлично видно: за прошедшие дни он осунулся и выгляделсовершенно измученным.
— Ты должен поесть, — убеждала РобертаПаскаль. — Ты еще нужен своим детям и нам тоже. Мы не хотим, чтобы и стобой что-нибудь случилось.
— Почему? Какая, в конце концов разница? — мрачноосведомился Роберт.
— Большая, — отрезала Паскаль. — Особенно длянас. А теперь — будь послушным мальчиком и поешь. — Она говорила с ним,как с маленьким ребенком, и в конце концов Роберт сел к столу и стал пить изчашки бульон. Впрочем, он осилил только половину, а от сандвичей отказалсявовсе, но Паскаль и Джон были рады, что Роберт все-таки получил некотороеколичество калорий.