Въехав на участок Джиллмуров и спохватившись, что слезымогут выдать меня, я остановилась и вытерла глаза. Мир рухнул, но как я посмотрюв лицо Сэм?

На порог вышла босая Элинор Джиллмур и помахала мне рукой.

— Привет, Джиллиан! Как прошел день? Как прошел день?Издеваешься, да?

— Нормально. Спасибо за то, что пригласили Сэм напикник. Она наверняка визжала от восторга.

У Джиллмуров было пятеро детей, и двое из них были примерноодного возраста с Сэм, так что они не скучали. Ходить к ним в гости — все равночто на детскую площадку.

— Привет, мама, можно, я останусь на обед? — тутже выскочила откуда-то Сэм.

— Нет, моя радость, пора домой… — Да уж, домой… ВСан-Франциско, в родную Марину…

— У-у-у, мама… — заканючила она, но я покачала головой.

— Не капризничай, Сэм. Мы действительно едем домой.Спасибо, Элинор. Пошли, малышка. — Я крепко взяла ее за руку и повела кмашине. На крыльцо высыпал весь выводок Джиллмуров, и мы помахали им напрощание. — Хорошо провела время?

— Да. А на обед будет что-нибудь вкусненькое? Может,устроим пикник с дядей Крицем?

— Пикник уже был, а теперь тебя ждет сюрприз. Нам нужнона несколько дней вернуться в город. У мамы дела.

«Несколько дней»… Вполне разумное объяснение. А через неделюза ней приедет отец.

— Зачем? Не хочу в город! А дядя Криц тожепоедет? — Эта мысль несколько утешила ее.

— Нет, моя радость. Ему придется побыть дома.

Ты права, малышка. Черта с два он здесь останется. Когда мывернулись, я была белее мела и даже боли не ощущала. Мне все еще хотелосьприкончить его, но Сэм не следовало знать о случившемся.

— Джилл… — окликнул дожидавшийся на крыльце Крис.

— Привет, дядя Криц! Пикник был замечательный!

— Привет, Сэм. Сделай одолжение, еще раз полей за менядеревья. Они умирают от жажды, как ковбой в пустыне. Пожалуйста.

Конечно, дядя Криц! — выпалила польщенная Сэм и сготовностью побежала выполнять поручение.

— Джилл… — Он двинулся в спальню.

— Лучше помолчи. Я не желаю тебя слушать. Я все виделаи никогда этого не забуду. Мы с Сэм возвращаемся в город. Завтра утромкто-нибудь пригонит тебе машину.

— Насрать мне на нее!

— И на нее тоже? Так, это мое, это тоже мое… — Явытаскивала из шкафа одежду и швыряла ее на неубранную кровать. Кровать, накоторой он трахал эту девку. Ублюдок. Мог бы по крайней мере застелить этупроклятую постель!

— Джилл, пожалуйста…

— Нет. Никаких «пожалуйста». Я сыта по горло. Хватит.

— Слушай, все это пустяки. Она для меня ничего незначит. Между нами все остается по-прежнему. Я подобрал ее в городе. — Вголосе Криса звучало отчаяние.

— Вот как? Я очень тронута. Ах, она ничего для тебя незначит? Тогда я значу еще меньше. Все эти месяцы ты продолжал спать со своейдевицей. Приходил, обедал, проводил со мной ночь, а потом исчезал на три дня. Атеперь трахнул новенькую. Должно быть, из любви к искусству. В нашей постели…Будь она проклята, эта постель! И зачем я только в нее легла? Это было большойошибкой.

— Нет, Джилл, это не ошибка. Я люблю тебя, и ты этогозаслуживаешь. Но я мужчина, пойми, ради бога, и мне нужно время от времениразвлечься.

— Так же, как со мной? — От моего крика чуть нерухнули стропила.

— Ты не для развлечения, Джилл. Ты для жизни. Я люблютебя, — почти прошептал он. — Пожалуйста, Джилл, не уходи. Ты мненужна. Извини, что так вышло.

— И ты извини. Но я все равно уйду. Однако моярешимость поколебалась. Значит, я для жизни? Что бы это значило?

— Крис, я нюхом чую, что этому конца не будет. У менябольше нет сил.

«Извини»… Какого черта? За что? И тем не менее я просила унего прощения.

— Зачем ты делаешь из мухи слона? Ведь ничегоособенного не случилось. Честное слово…

— Может, для тебя в этом и нет ничего особенного. Но недля меня. Ты представляешь, что я чувствовала, когда вошла и увидела, как ты,нацелившись на меня задницей, трахаешь эту потаскуху, раскинувшую ноги напятнадцать ярдов? — При мысли об этой картине меня затошнило.

— Да, в твоем изложении это выглядит ужасно… — Онговорил очень тихо, и мне тоже волей-неволей пришлось сбавить тон.

— Так оно и выглядело. Особенно с моего места. Я чутьсквозь землю не провалилась. Значит, я не удовлетворяю тебя как женщина? Мог бысказать об этом раньше. Я знаю одно: стоит нам унести отсюда ноги, как ты в туже минуту смотаешься и трахнешь кого-нибудь еще. Джо Трамино был прав.

Едва эти слова сорвались с языка, как я тут же о нихпожалела. Не надо было впутывать сюда Джо.

— И что обо мне говорил этот вонючка даго? — моментальновзбеленился Крис.

— Ничего особенного. Просто он сказал, что ты сделаешьменя несчастной. Похоже, он не соврал.

— Вранье! Мы были очень счастливы. Появись ты, когдаобещала, мы бы с Сэм мирно обедали на кухне и ты бы так ничего и не узнала. Аесли бы ты по-настоящему любила меня, то все поняла бы и не стала устраиватьсцен.

Ничего себе…

— Ты что, смеешься?

— Нисколько. Это могло бы случиться и с тобой, Джилл.Но я бы не ушел. Потому что я люблю тебя и понимаю: в жизни всякое бывает.

Меня поразила не столько эта мысль, сколько его тон —спокойный, грустный, мудрый… Наверное, такие вещи случаются на каждом шагу. Нопочему именно со мной? И почему я должна с этим мириться?

— Джилл, может быть, ты все-таки переночуешь иподумаешь до утра? Ведь это же глупо. Растрясешь Сэм в машине. Завтра мне так итак надо ехать на работу; если ты не передумаешь, я подброшу вас в город.

Я бы не осталась в этом доме ни минуты, но он заботился оСэм. Меня охватили сомнения, и Крис это почувствовал.

— Ну… Ладно. Ради Сэм. Но ни на что не надейся. Я будуспать на диване. Пропади ты пропадом вместе со своей спальней! — Япоставила полупустой чемодан на пол и вышла из комнаты.

— Я приготовил обед, Джилл. Успокойся. Ты неважновыглядишь.

Я и чувствую себя неважно. Но Сэм я накормлю. Мне есть нехочется, а ты можешь позаботиться о себе сам.

Я вышла на улицу. Сэм усердно поливала деревья и виду непоказывала, что слышала нашу ссору.

— Сэм, дорогая, ты проголодалась? Будешь есть холодногоцыпленка?

— Буду, мамочка.

Теперь сомнений не оставалось. Что-то она все-таки слышала.Уж больно послушный у нее вид. Но я была ей благодарна.