– Помнится, вы называли меня д-другом. И говорили, чтовы навеки мой должник. Потом вы предали меня, хотя я доверился вам. Скажитемне, искренний человек и поклонник Пушкина, неужели служение отечествуоправдывает любую подлость?

Сирота напряжённо хмурился, ожидая продолжения. Нопродолжения не было.

– Всё. Вопрос задан. Можете на него не отвечать. Ип-прощайте.

Поклонник Пушкина снова сделался красен. Видя, что Фандоринподнимается, воскликнул:

– Постойте, Эраст Петрович!

– Let us go [55], – устало махнулФандорин Тамбе и его племяннику.

– Я не предавал вас! – быстро заговорилСирота. – Я поставил Дону условие: вы должны остаться в живых!

– После этого его люди несколько раз пытались меняубить. Погибла женщина, которая была мне дороже всего на свете. Погибла из-завас. Прощайте, искренний человек.

– Куда вы? – крикнул ему в спину Сирота.

– К вашему покровителю. У меня к нему счёт.

– Но он убьёт вас!

– Как так? – Титулярный советник обернулся. –Ведь он обещал вам оставить меня в живых.

Сирота бросился к нему, схватил за плечо.

– Эраст Петрович, что мне делать? Если я помогу вам, япредам отечество! Если я помогу отечеству, я погублю вас, и тогда я подлец, мнеостанется только покончить с собой! – Его глаза зажглись огнём, –Да-да, это выход! Если Дон Цурумаки вас убьёт, я покончу с собой!

В окоченевшей душе Фандорина шевельнулось слабое подобиечувства – это была злоба. Раздувая эту чахлую искорку в надежде на то, что онаразрастётся в спасительное пламя, титулярный советник процедил:

– Да что это вы, японцы, чуть какая моральнаятрудность, сразу кончаете с собой! Будто подлость от этого превратится вблагородный поступок! Не превратится! И благо отечества здесь ни при чем! Я нежелаю зла вашему д-драгоценному отечеству, я желаю зла акунину по имени ДонЦурумаки! Вы что, перед ним тоже в «вечном долгу»?

– Нет, но я считаю, что этот человек способен вывестиЯпонию на путь прогресса и цивилизации. Я помогаю ему, потому что я патриот!

– Что бы вы сделали с тем, кто убил бы СофьюДиогеновну? Ишь, как глазами засверкали! Помогите мне отомстить за мою любовь,а потом служите своему отечеству, кто вам мешает! Добивайтесь конституции,укрепляйте армию и флот, давайте укорот иностранным державам. Неужто п-прогресси цивилизация невозможны без бандита Цурумаки? Грош им тогда цена. И ещё. Выговорите, вы патриот. А разве может быть патриотом человек, который знает просебя, что он подлец?

– Мне нужно подумать, – прошептал Сирота и,опустив голову, направился к выходу.

Дэн подождал, пока он выйдет, бесшумно двинулся следом, ноТамба остановил племянника.

– Как жаль, что я не понимаю по-русски, – сказалдзёнин. – Не знаю, что вы ему говорили, но я никогда ещё не видел, чтобыза пять минут зона самоудовлетворенности под левой скулой так бесповоротноменяла свой контур и цвет.

– Не спешите радоваться. – Эраст Петрович с тоскойощутил, что пламя гнева так и не разгорелось – искорка съёжилась, угасла, и сновастало трудно дышать. – Он сказал, что должен подумать.

– Сирота уже все решил, просто сам ещё этого не понял.Теперь всё будет очень просто.

* * *

Мастер нинсо, разумеется, не ошибся.

Операция выглядела такой несложной, что Тамба хотел взять ссобой одного Дэна, но Эраст Петрович настоял на своём участии. Он знал, чтобудет «крадущимся» обузой, но боялся, что, если не уничтожит Цурумакисобственными руками, кольцо, стиснувшее грудь, никогда не разомкнётся.

В укромном месте, на высоком берегу моря, переоделись вчёрное, лица закрыли масками.

– Настоящий синоби, – покачал головой Тамба,разглядывая титулярного советника. – Только очень длинный…

Масе было велено остаться и стеречь одежду, а когдафандоринский вассал вздумал бунтовать, Тамба легонько взял его за шею, надавил– и мятежник закрыл глаза, улёгся на землю и сладко засопел.

Прямо к воротам соваться не стали – там неотлучно сторожиличасовые. Прошли через сад достопочтенного Булкокса. Свирепых мастифов усмирилюный Дэн: трижды дунул из трубки, и страшилища, подобно Масе, погрузились вмирный сон.

Проходя мимо знакомого дома с тёмными окнами, Эраст Петровичвсё смотрел на второй этаж, ждал, не шевельнётся ли что-то в душе. Нешевельнулось.

Перед калиткой, что вела из сада на соседний участок,остановились. Дэн достал какую-то свистульку, затрещал цикадой.

Калитка беззвучно распахнулась, даже пружиной не звякнула.Это Сирота позаботился – заранее смазал.

– Туда, – показал Фандорин в сторону пруда, гдетемнел силуэт павильона.

Всё должно было закончиться там же, где начиналось. Вподробной записке Сирота сообщал, что Цурумаки в доме не ночует – в спальнеложится один из его людей, очень на него похожий, да ещё с приклеенной бородой.Сам же хозяин, не слишком полагаясь на своих часовых, уходит спать в павильон,о чем в доме никто не знает, кроме Сироты и двух телохранителей.

Потому-то Тамба и счёл операцию совсем несложной.

Приближаясь к павильону, в котором было проведено столькосчастливых часов, Эраст Петрович снова прислушался к сердцу – застучит чаще илинет? Нет, не застучало.

Дзёнин положил ему руку на плечо, велел жестом лечь наземлю. Дальше двинулись только синоби. Они не ползли, не замирали на месте –просто шли, но таким поразительным образом, что Фандорин их почти не видел.

По траве, по дорожкам скользили тени от ночных облаков, иТамба с племянником умудрялись всё время держаться в тёмных пятнах, ни разу неугодив на освещённый участок.

Когда часовой, дежуривший со стороны пруда, внезапноповернул голову и прислушался, оба застыли в полной неподвижности. ЭрастуПетровичу казалось, что телохранитель смотрит прямо на «крадущихся», от которыхего отделял какой-нибудь десяток шагов, но часовой зевнул и снова уставился намерцающую водную гладь.

Раздался еле слышный звук, похожий на короткий выдох.Дозорный мягко повалился на бок, выронив карабин. Это Дэн выстрелил из духовойтрубки шипом. Снотворное действует мгновенно. Через четверть часа человекочнётся, и ему покажется, что он задремал секунду назад.