Я ожидаю, что мы пойдём в камеры «подопытных». Но Томилиннабирает какую-то команду на терминале, и в одной из стен кабинета расползаютсядеревянные панели, открывая огромный экран.

— Карину очень интересует первый этап перевоспитания, — говоритТомилин. Не то с иронией, не то серьёзно… — Карина, с кого начнём? У нас естьводитель, совершивший наезд на детей, катавшихся по тротуару на велосипедах. Идвое убийц.

Мне не надо уточнять, что это за убийцы.

— Начните с водителя, — говорю я.

Экран будто превращается в окно — огромное окно, открытое ввечерний город. Обычные московские улицы, только людей немного. Здесь, вглубине, нет разницы между телеизображением и реальностью — и то, и другоеиллюзорно.

Грузовик, что катится по улице, — обычный грузовик с пустымкузовом, с ободранной краской на кабине и грязным ветровым стеклом, несётсясовсем рядом — лишь протяни руку…

— Пускай детишек, Денис, — распоряжается Томилин.

И я чувствую к нему мимолётное уважение. За то, что он несказал «пускай фантомы» или «начинай сеанс». Не спрятался за эвфемизмом.

Пускай это трижды нереально, пускай это лишь пляскаэлектронов в кристаллах микросхем, но для того человека, что отбывает свой срокв виртуальной тюрьме, происходящее станет настоящим шоком.

Виртуальная камера, которая показывает нам мчащийсягрузовик, парит над машиной. Свет в кабинете Томилина меркнет, и у менявозникает ощущение киносеанса. Будто я смотрю свеженький голливудский боевик…один из тех, новомодных, где компьютерные образы самых популярных актёров всехвремён и народов бродят в виртуальных декорациях… где мужественный Клинт Иствудстоит плечом к плечу с импозантным Шоном Коннери и смазливым Леонардо диКаприо… интерактивный фильм, где всю троицу можно усадить в лужу, а победит трогательныйЧарли Чаплин…

Но этот фильм не интерактивен. Он режиссирован от первой допоследней секунды. Что бы ни думал водитель грузовика.

— Ведь он совершил наезд в пьяном виде… — говорю я. — Ведьтак?

— Он и сейчас нетрезв, — отвечает Томилин. — Для него былиоставлены виртуальные бары.

— Но ведь невозможно повторить ту ситуацию с точностью, — несдаюсь я.

— Почему? — удивляется Томилин.

И в этот миг грузовик сворачивает на перекрёстке.

Будто отдёрнули занавес. Вечер сменяется днём. Широкийпроспект — узкой улочкой, где и двум машинам-то не разъехаться. Тем более чтонавстречу бодро несутся несколько легковушек. Грузовик виляет, дёргается,налетая на бордюр и выскакивая на тротуар.

А в нескольких метрах перед капотом едут на велосипедах двоемальчишек, уже начинающих оборачиваться на рёв мотора.

— Оп, — говорит Томилин. Успевает сказать, прежде чемизображение дёргается, переворачивается, начинает кружиться: виртуальная камераописывает немыслимую кривую, удерживаясь над кузовом грузовика.

Неужели в реальности возможно так выкрутить руль?

Скорость не так уж и высока. Сколь бы ни был пьян водитель,но он сбросил газ на повороте. Но удар всё равно силён.

Капот сминается, втыкаясь в стену здания, грузовикразворачивает, он крошит стеклянную витрину, наполовину въезжая в продуктовыймагазинчик. И я понимаю: что-то идёт не так. Магазин не прорисован полностью,существуют лишь несколько метров перед витриной, а всё остальное — серый туман,мгла без красок и форм. Из задравшегося вверх капота бьёт пар и сочитсябесцветная жидкость.

— Денис, — очень спокойно говорит Томилин, — я же просил…

— Да не мог он успеть повернуть, — отвечает Денис. — Всё жеобсчитано!

В его голосе слышится искреннее возмущение. Нет, вряд ли онпсихолог. Скорее программист, переводивший расплывчатые указания в цифровуюформу.

— Скорость была тридцать четыре километра в час, радиусповорота… — бормочет Денис. Но Томилин жестом заставляет его замолчать.

А смятая дверь кабины со скрежетом открывается. Скореевываливается, чем выходит, водитель. И не глядя на серый туман в глубинемагазина, бредёт сквозь стеклянное крошево витрины на улицу.

— Камеру сдвинуть! — рявкает Томилин.

Я не вижу, кто исполняет его команду. Возможно, у Денисаесть какой-то пульт, а может быть, нас слушают и другие сотрудники тюрьмы.

Но камера послушно сдвигается с места и плывёт вслед заводителем.

И я начинаю смеяться.

Это уже не трагедия. Это фарс.

По улице всё так же едут автомобили, всё так же идутпрохожие, не обращая никакого внимания на воткнувшийся в здание грузовик.

А нераздавленные велосипедисты продолжают ехать, с ужасомозираясь назад. Они едут на месте, колёса скользят по асфальту, сверкают спицыс красными кружками катафотов, длинные волосы одного из пареньков полощет нанесуществующем ветру. Лучший в мире велотренажёр.

Водитель обходит машину. Подходит к ребятам, смотрит на них,протягивает руку, словно намереваясь тронуть, — и тут же отдёргивает. Достаётмятую пачку «Примы», засовывает одну сигарету в рот, но забывает закурить икричит:

— Бип! Бип-бип, вашу мать! Козлы, бип! Бип!

То ли он догадался, где камера. То ли это случайность — ноон смотрит прямо на нас.

— Бип! — зло говорит Томилин. — Какой бип включил звуковойцензор?

— Но это же общее требование ко всем государственнымучреждениям! — отбивается Денис.

Водитель, выронивший сигарету, достаёт другую. Садится наасфальт, закуривает, глядя на несущихся в никуда велосипедистов.

— Уберите… это, — командует Томилин. — Карина, прошупрощения.

— Бип, — говорю я с улыбкой. Именно «бип» я и хотелапроизнести.

— Смешно, — соглашается Томилин, когда гаснет экран. — Можетбыть, Карина, вы ещё объясните, что это значит?

— Да если бы я знала…

На самом-то деле я догадываюсь. И готова поаплодироватьЧингизу, устроившему свой сюрприз. Вот только…

— Наши визитёры изолированы? — спрашивает Томилин Дениса.

— Разумеется! — Видно, в этом программист уверен. — Стековааппаратно отключили от глубины. А тем двоим задавили каналы. Начисто.

— Ну и какие версии? — спрашивает Томилин.

Ответа нет. И подполковник командует:

— Давайте второго!

— Какого именно?