— Я же сказала — догадалась! Я часто бываю в глубине. Я…

— Ещё скажи, что это твой настоящий облик, — саркастическиулыбается Томилин.

Молчу. Зачем спорить, если мне не верят заранее.

— Ну и каков результат инспекции? — спрашивает Томилин. —Что сообщите, Карина Петровна?

В имя он вкладывает столько иронии, что я поневоле чувствуюсебя виноватой.

— Чистую правду, — отвечаю я. — Что за исключением мелкихнарушений трудовой дисциплины в первой виртуальной тюрьме не обнаружено ничегонеобычного. У меня, правда, были сомнения. Показалось, что в тюрьму ухитряются проникатьпосторонние. Но вы меня убедили, это часть программы перевоспитания осуждённых.

— Всё равно проект не закроют, — говорит Томилин, будто себяубеждая. — Определённые результаты есть…

— Какие результаты? — невинно спрашиваю я. —Сверхвозможностями в глубине обладают лишь бунтари. Одиночки, индивидуалисты. Аэто в тюремной камере не привьёшь.

За моей спиной хлопает дверь, появляется Денис.

— Говори, — командует Томилин. — Нечего стесняться.

Я не вижу — чувствую, что Денис разводит руками. Зато слышу,как он виновато бормочет:

— Это не с нашей аппаратурой… канал скручен кольцом нашестнадцати серверах, и где он на сторону уходит — не понять…

— Эфэсбэ, — уверенно говорит Томилин, глядя на меня. — Такведь? Знали, что мы порожняки гоняем, но молчали?

— Я не стану ничего отвечать, — быстро говорю я, пятясь кдвери. — Всего доброго.

Денис быстро отстраняется, освобождая мне дорогу. И едваслышно произносит:

— У вас великолепная защита!

Почему-то мне вспоминаются осуждённые, которые, глядя наменя, рассуждали о тактовой частоте процессора.

Но я не вступаю в дискуссию. Выскакиваю в коридор, быстроиду — мимо комнат персонала, куда подпускала «жучков», мимо охраны, миморешётчатых дверей в тюремный блок.

Надо же! Меня приняли за проверяющего от ФСБ. От нашихофициальных союзников и негласных конкурентов… в пору рассмеяться.

И что за чушь насчёт свёрнутого кольцом канала? У меня самыйобычный канал входа, ну, может быть, чуть более профессионально поставленазащита, но не настолько, чтобы её не вскрыли программисты Томилина…

Расслабляюсь я лишь на улице, в чахлом скверике передтюрьмой. Вся ирония происходящего начинает доходить до меня. Томилин спятил.Или где-то ошибся. Или начальство, решив меня прикрыть, осадило не в меруретивого подполковника.

Ну не могу же я не понимать, где на самом деле работаю?

Я присаживаюсь на ограждение высохшего фонтана. Закуриваю,мотаю головой и хохочу грубым смехом Ксении.

Надо же. Теперь будут во всём винить неповинныхэфэсбэшников. Ну и пусть, мне с Томилиным детей не крестить. А штамповкадайверов сорвалась. И это правильно. Нет ничего страшнее, чем не вовремяпоставленное на поток производство чудес. Не пришло ещё это время — как непришло время для термостойких сверхпроводников, для средства, продлевающегочеловеческую жизнь до трёхсот лет, для раскрытия правды о разуме дельфинов исбитых НЛО, для всех этих тайн — погребённых в самых секретных архивах сети…

И откуда я сама о них знаю?

Пытаюсь вспомнить, но воспоминания путаются, исчезают —оставляя томительное беспокойство.

Не надо об этом думать. Всё это не важно.

Выбегаю на улицу, вскидываю руку и ловлю машину. Водительтерпеливо ждёт, пока я размышляю.

Куда теперь?

К одной из точек выхода?

Или поискать незадачливых борцов во главе с Чингизом?Успокоить?

Вот только где их искать? Где они станут искать меня?

— Пожалуйста, к… — Я опять замираю на миг, размышляя. Можетбыть, к памятнику Последнему Спамеру? У памятников принято встречаться… я знаю…Или к виртуальному аналогу Пасечной улицы, где мы встречались по-настоящему? —На улицу Пасечную, Москва.

Водитель кивает — значит адрес существует. Ничегоудивительного. Одним из самых грандиозных и амбициозных проектов мэрии Москвыбыло создание в глубине копии Москвы, нашумевший рекламно-туристический проект.Злые языки утверждают, будто на проект затратили столько денег, что можно былозаново отстроить половину города…

Но это они преувеличивают. На два порядка.

Такси кружит по Диптауну. Выезжает на стык русского иамериканского сектора, к исполинской сверкающей арке, чей размах не оставляетсомнения в авторстве. Говорят, склонный к гигантомании скульптор последнеевремя создаёт свои творения исключительно в глубине…

Мы ныряем в арку и оказываемся на московских улицах.

Не все они прорисованы достаточно хорошо. Это уж какводится. Но иногда сходство с реальностью просто поразительное. Когда мыподъезжаем к Пасечной, я замечаю гаишника, стоящего на том же месте, где он были в реальности — прошлой ночью. И вздрагиваю.

Нет, так и до дип-психоза недалеко…

У дома номер пять я расплачиваюсь с водителем, выбираюсь измашины. Никого, конечно же, нет. Не ждёт меня здесь Чингиз, да и людей почти невидно. Улица выглядит как настоящая, ну и на том спасибо. Может быть, здесь жилодин из программистов, работавших над проектом, вот и постарался…

Я подхожу к тому месту, где парковалась ночью. И замираю.

Ночью, наверное, был дождь. Виртуальный, конечно.

А здесь стояла машина. Прямоугольник асфальта более светлый,основной напор ливня пришёлся на машину.

Нагибаюсь, поднимаю с тротуара размокший окурок. «МилдСевен». Что там курил Чингиз? Нет… не помню…

Бросаю окурок и брезгливо вытираю пальцы платочком.

Ничего необычного! Абсолютно ничего! Погода в виртуальнойМоскве меняется так же, как и в настоящей. Это обычная поддержка сервера,никаких сложностей. Ну и машины здесь ездят, создают фон. Простое совпадение.

Я же встречалась с Чингизом в реальности!

Ведь так?

Я сказала ему, что войду в глубину. Чингиз предложилвстретиться в реальности. Я ответила… как же именно я ответила? Какой-тостранной фразой… «на нейтральной территории»… Чингиз согласился, предложил этотадрес и проверил, существует ли он вообще.

Диптаун часто называют «нейтральной территорией»…

У меня вдруг начинает кружиться голова. Будто я смертельноустала. Или думаю не о том, о чём стоит думать…