— Карина?

Оборачиваюсь и смотрю на Чингиза.

На этот раз он приехал один. А машина та же самая. Теперь ямогу её разглядеть получше — «ягуар».

— Почему-то так и подумал, что найду тебя здесь. — Чингизнеловко разводит руками. — Вначале поехал к памятнику Спамеру. Не нашёл,двинулся сюда… вот.

— Вас отключили? — спрашиваю я. Хочется спросить другое. Яговорю не о том! Я делаю не то! Но зато я делаю то, что… разрешено?

Кем разрешено?

— Да, — кивает Чингиз. — Все мои способности… они ничего нестоят, когда провайдер отключает тебя от сети. По одной лишь команде из МВД.

— А как ты вошёл? — спрашиваю я.

— По старинке. С телефонной линии. — Чингиз морщится. —Ощущение, будто пересел на «жигули».

— Тоже машина, многие и такой не имеют, — машинально отвечаюя. Иметь машину в глубине — уже роскошь, одно время частный транспорт вообщезапрещали. А уж иметь виртуальный «ягуар»… налог на него такой же, как и нанастоящий. Так же как на виртуальные «Ролексы» и «Патек Филиппы», на вискисорокалетней выдержки… человеческое тщеславие живо и в глубине…

— Извини, не хотел обидеть, — искренне говорит Чингиз. — Ну…и что там?

— Ничего. У них всё сорвалось, — отвечаю я. И начинаюрассказывать — про водителя, сумевшего вывернуть руль, про убийцу, оживившеголисичку…

Чингиз улыбается всё шире и шире. Мне надо спросить его одругом… совсем о другом. О том, где же мы встречались на самом деле!

Но я продолжаю рассказ.

— Я надеялся на это, — говорит Чингиз. — Честное слово —надеялся.

— Почему? — спрашиваю я.

— Глубина — это больше, чем принято думать, — убеждённоговорит Чингиз. — Это не только среда обитания. Это что-то ещё. Мы — частичкиглубины. Она становится такой, какой мы хотим её видеть. Если бы все хотелизаполнить улицы штампованными дайверами — это бы случилось. Но мы не хотели — иглубина не позволила.

— Ты говоришь так, будто она живая, — замечаю я.

— А я думаю, что так оно и есть. — Чингиз даже не смущаетсясвоих слов. — Сеть стала слишком велика. Нельзя связать воедино миллионыкомпьютеров и ожидать от этого лишь количественных изменений. Мы оставляем вглубине свои следы. Слепки, отпечатки слов, поступков, желаний. Мы… учим её,что ли? Отдаём частицу души… должна же глубина однажды осознать себя.

— Кем? — спрашиваю я. — Растянутой на весь земной шарпаутиной проводов и миллионами компьютеров? Электронным Франкенштейном? Монстром,чудовищем, големом, коктейлем из спеси, амбиций, похоти, пустого трёпа,заумного философствования? Ты думаешь, что подобная глубина сможет понятьчеловека? А человек — понять такую глубину?

— Может быть, и не так, — отвечает Чингиз. — Мы ведь недумаем о том, что наш разум — это искорки на паутине синапсов между кашейнейронов. Мы осознаём свою личность, а не уровень гормонов в крови ипротивоборство древних инстинктов.

Он замолкает, достаёт сигарету из бело-синей пачки «МилдСевен». И прежде чем закурить, добавляет:

— Во всяком случае, у нас всегда есть выбор, кем себяосознавать. Человеком или големом.

— Чингиз, пойдём отсюда, — прошу я. — У тебя есть здесьлюбимый кабак?

— Но лучше в настоящей Москве. Есть такой уютныйресторанчик… — начинает Чингиз.

Я качаю головой. Мне кажется, что стоит сейчас закрыть векии посмотреть в темноту — я увижу что-то, чего не хочу видеть. Бесконечную серуюмуть, кашу нейронов, помаргивающих огоньками синапсов.

И я не закрываю глаз.

— Начинаю бояться, что на самом деле ты… — Чингиз недоговаривает.

Я беру его за руку. Рука настоящая, живая и тёплая. Человек,а не голем.

— Чингиз, я не мужик, не малолетка, не старуха и не уродина.Я такая, какой ты меня сейчас видишь. Только такая. Никакой иной Карины несуществует.

— Оки, — произносит он после краткой паузы. — Ты извини.

— Да ничего, — садясь в машину, говорю я. — Сегодня такойстранный день… представляешь, Томилин решил, что я — проверяющая из другой инстанции,из ФСБ…

— Не произноси этого слова вслух, — шутливо отвечает Чингиз.— А с чего вдруг у подполковника такие тревоги?

— Ну… не смогли пробить мою защиту и проследить канал.

Чингиз кивает. И с уважением признается:

— Я и сам, если честно… попытался отследить тебя. Довиртуальной квартиры дошёл — и всё. Замечательная закольцовка, я так и непонял, в чём фокус.

— Это папа, — без колебаний говорю я. — Он хорошийпрограммист. Поставил свою защиту.

— Серьёзный папа, — соглашается Чингиз.

«Ягуар» трогается, я откидываю голову. Искоса смотрю наЧингиза.

Как он всё-таки похож на рыцаря с моего старого паззла…

Этой мозаике никогда не сложиться до конца. Я знаю. Знаю,даже не закрывая глаз.

Но этого вовсе не нужно знать рыцарю и принцессе.