Девица ринулась к окну и опустила жалюзи.

– Хорошо, – одобрила я. –Значит, так, дверь никому не открывай, в особенности незнакомым мужчинам, запродуктами не ходи и на всякий случай не снимай трубку телефона, пусть думают,что тебя дома нет. Жди меня в понедельник к девяти.

Ангелина трясущейся рукой протянула мне связкуключей.

– Возьмите.

– Зачем?

– Сами откроете, у меня вторые есть.

– Я не поняла, зачем ты мне ключи даешь.

– Я побоюсь даже к двери подойти! Мало личто!

– В «глазок» посмотришь.

– Нет, боюсь.

Я со вздохом положила ключи в карман. Так дажелучше. На лестнице я с удовлетворением услышала, как за дверью гремят замки, идвинулась к метро. Настроение было прекрасным, даже отвратительная мартовскаяслякоть под ногами не раздражала. Ну кто бы мог подумать, что все так просто ибыстро выяснится? Думается, следователь уже в понедельник отпустит Лену…

Наверное, все люди боятся телефонных звонков,раздающихся глубокой ночью. Ну кто может трезвонить после полуночи? Только еслибеда или несчастье. Поэтому, когда в четыре утра раздалась звонкая трель, я таки подскочила на кровати. Что еще могло случиться?

– Эй, Лампа, – раздалось втрубке, – у тебя какой размер ноги?

– Тридцать девятый, но вообще надомерить, – машинально ответила я и тут же заорала: – Сережка, ты откуда?

– Из Майами, – последовал спокойныйответ. – Вот стоим с Кирюшкой в универмаге и мучаемся, какие кроссовкитебе брать.

– В каком универмаге! Ночь ведь!

– Это у тебя, – хмыкнулСережка. – А тут самый день, другое время.

Если я чего и не могла никогда понять, то какэто в Москве час дня, а в Париже одиннадцать утра. Почему?! Только не надорассказывать про Луну, Солнце и наклон земной оси, осознать сей фактневозможно. Садишься в столице России в самолет, ну, скажем в десять, иприлетаешь в Лондон все в те же десять! Уму непостижимо.

– Эй, Лампец! – кричалСережка. – А какие ты больше хочешь – на липучках или со шнурками?

– Дай, дай сюда! – завопил Кирюшкаи, выхватив у старшего брата трубку, принялся вываливать новости.

Катя работает, Сережа с Юлей тоже, а он,несчастный ребенок, ходит в школу, где преподают на английском, вернее,американском языке. Учителя – уроды, дети – дебилы, в седьмом классе еле-елечитают и решают задачки по арифметике.

– Прикинь, Лампуша, – веселилсяКирка, – они про алгебру с геометрией и не слыхивали.

Собаки здоровы, кошки тоже, жаба Гертрудаблагополучно перенесла полет, но отчего-то впала в спячку, хотя в Майами теплои они купаются, правда, в бассейне.

– Хорошо вам, – позавидовалая. – Все вместе…

– Небось боишься без животных? –хихикнул Кирюшка и посоветовал: – А ты кошечку заведи. Мне мама Рейчелспециально купила, чтобы один дома сидеть не боялся, с собачкой не страшно.

Повесив трубку, я засмеялась. И как толькосама не додумалась.

Утром за завтраком я поинтересовалась у Лизы:

– Не знаешь, почему у вас нет домашнихживотных?

– У папы была аллергия на шерсть, –сообщила она.

– Вот что, собирайся.

– Куда?

– Поедем на Птичку и купим котенка.

– Ура! – завопила Лиза, кидаясь кшкафу.

Всю дорогу в метро мы обсуждали предстоящееприобретение и наконец выработали четкий «портрет» будущего любимца. Во-первых,хотим кота, потому что не желаем потом возиться с котятами; во-вторых, беремтого, который понравится, невзирая на породу; в-третьих, он должен быть здоров,с розовыми, чистыми ушками, мокрым носиком и сверкающими глазками…

На рынке мы сначала немного растерялись.Слишком много красивых котят сидело в корзиночках, перевозках и сумках. Ноцены! Начинались они с трехсот долларов, и я, захватившая всего тысячу рублей,приуныла.

– Эти мне не нравятся, – прошепталаЛиза, ткнув пальцем в роскошный контейнер, где нежилась снежно-белая кошка вокружении пухлых комочков.

«Суперэлита. Матильда Грей де Бурбон, оченьдешевые котята, всего 500 долларов», – гласила табличка.

– Мне они тоже не по душе, – быстроподхватила я и уволокла девчонку подальше.

По счастью, ей не показались и безволосыесфинксы, и рыжие персы. Русская голубая выглядела апатично, а сиамская –злобно. Прошатавшись около двух часов, мы сели в кафе.

– Как непросто выбрать, – вздохнулаЛиза.

– Бутылочка вам нужна? – раздалсяробкий голосок.

Я обернулась и увидела крохотную старушку согромным пакетом, где позвякивали емкости из-под пива.

– Нет, бабушка, берите.

Пенсионерка протянула ручку, и тут из-под еедешевой куртки с облезлым кроличьим воротником раздалось душераздирающеемяуканье.

– Кто у вас там? – поинтересоваласья.

– Ой, горе, – ответила бабка ивытащила на свет тощего, похожего на шнурок, черно-белого котенка. – Кошкародила, зараза. Двенадцать лет ей, думала, все, а она убегла, потом вернулась,и вот, пожалуйста! Одного-то и принесла всего, топить рука не поднялась. Акормить средствов нету, сама бутылки собираю. Думала, продам рублей за сто, такникто не берет. Беспородный он, а тут все со свидетельствами. Хотя знаешь чего…

– Чего? – в один голос спросили мы сЛизой.

– Я тут часто хожу, – пояснилабабулька, – и одну странность приметила. Видишь кошечку?

И она ткнула пальцем в роскошную клетку спятнистой особой под гордой вывеской «Победительница в классе А, суперэлита,котята от интерчемпиона».

– Ну и что?

– А то, – злорадно сообщилабабуся. – Она тут целый год появляется с котятами. Ну скажи, бывает у нихдвенадцать пометов? То-то и оно! Зато все со свидетельствами, а я честнопризнавалась: моя Муська с помойки, и жениха себе небось там же нашла.

В эту секунду котенок разинул розовую пасть скрохотным язычком, похожим на кусочек свежайшей «Докторской» колбасы, и заорал.

– Есть хочет, – констатировалабабка.