Он деловито обвязал вокруг шеи Жюстины веревку, свисавшую спотолка. Крепко затянув узел, он привязал к ножке табурета, на котором стоялажертва, другую веревку, потоньше, взял ее конец в руку и сел в кресло напротив.В руках у Жюстины был острый садовый нож, которым она должна была перерезатьверевку в тот самый момент, когда Ролан выдернет табурет из-под ее ног.

— Теперь ты видишь, дочь моя, — вкрадчиво сообщилон ей, — что если ты запоздаешь, с тобой будет покончено: я жепредупредил, что твоя жизнь будет зависеть от тебя.

И злодей начал возбуждать свой член руками: он вознамерилсядернуть веревку в момент оргазма и полюбоваться, как будет трепетатьподвешенное тело Жюстины. Он делал все, чтобы обмануть ее и изобразить оргазм,предвкушая нерасторопность девушки. Но все было напрасно: она угадала этотмомент, — Ролана выдала необыкновенная сила его экстаза. Жюстина уловиладвижение распутника, табурет ушел у нее из-под ног, она перерезала веревку иупала на землю. Не знаем, поверит ли читатель, но ее, находившуюся нарасстоянии трех-четырех шагов от кресла, забрызгала сперма, которую исторг изсебя Ролан одновременно с громкими проклятиями.

Будь на месте Жюстины другая, она, несомненно,воспользовалась бы оружием, которое было у нее в руках, и бросилась бы намонстра. Но к чему бы привел этот отчаянный поступок? Не имея ключей отподземелий, не зная хитрых коридоров, она бы умерла, не добравшись до выхода,впрочем, и сам Ролан был настороже. Поэтому она поднялась, оставив нож наземле, чтобы у хозяина не возникло даже намека на подозрение. Он ничего незаподозрил и, удовлетворенный покорностью и кротостью жертвы в большей степени,чем ее ловкостью, кивком головы указал ей на дверь, и они вместе поднялись взамок.

На следующий день Жюстина лучше познакомилась со своимокружением. Ее подругами по несчастью были четверо женщин от двадцати пяти дотридцати лет. Хотя их изнурили недоедание и каторжная работа, они сохранилибольшую часть прежней красоты. Все четверо отличались великолепной фигурой, асамая молодая, Сюзанна, обладательница огромных бархатных глаз, была особеннокрасива. Ролан встретил ее в Лионе, забрал из семьи, обещав жениться на ней, ипривез в свой ужасный дом. Она жила здесь уже три года и больше, чем остальныепленницы, страдала от жестокости этого чудовища. Благодаря хлысту из бычьих жилее ягодицы задубились и сделались твердыми, как коровья шкура, высушенная насолнце; у нее была язва на левой груди и абсцесс в матке, что причиняло ейневыносимые страдания. Все это было результатом стараний коварного Ролана,плодом его неслыханного сладострастия. От нее Жюстина узнала, что злодейсобирается ехать в Венецию, где в обмен на большую сумму фальшивых денег,недавно переправленных в Испанию, он должен был получить обменные векселя,выданные на Италию, так как он остерегался переводить свое золото на другуюсторону горного массива, чтобы его преступления не были раскрыты в той стране,где он хотел обосноваться. Но все планы могли рухнуть в любую минуту, изамышляемое им отступление полностью зависело от успеха последней сделки, вкоторую он вложил большую часть своих богатств. Если бы в Кадиксе приняли егофальшивые пиастры, цехины, луидоры и обменяли их на векселя, оплачиваемые вВенеции, Ролан был бы счастлив всю оставшуюся жизнь; если бы подделкаобнаружилась, одного единственного дня хватило бы, чтобы разрушить хрупкоездание его счастья и благополучия.

— Надеюсь, — заметила Жюстина, узнав обо всемэтом, — Провидение будет на этот раз справедливым, оно не допуститторжества этого подлеца, и мы все будем отомщены…

Наивная! После стольких уроков, которые тебе преподало этосамое Провидение, могла ли ты еще рассчитывать на него, могла ли рассуждатьтаким образом?

В полдень несчастным женщинам предоставляли двухчасовойотдых, и они пользовались им, чтобы пообедать и передохнуть каждая в своейпещере. В два часа их снова привязывали и заставляли работать до темноты,кстати, их никогда не допускали в замок. Если они оставались все времяобнаженными, так лишь затем, чтобы лучше чувствовать удары, которыми награждалих Ролан, а он всегда находил для этого предлог и никогда не жаловался нанедостаток сил. Зимой им выдавали куртку и панталоны с вырезом на ягодицах,таким образом их тела в любое время года были доступны для ярости злодея, чьимединственным удовольствием было истязание безропотных жертв.

Ролан не появлялся восемь дней. На девятый он подошел кколодцу и, заявив, что Сюзанна и Жюстина слишком медленно вращают колесо, выдалобеим по пятьдесят ударов бычьим хлыстом, исполосовав их заднюю часть отпоясницы до колен.

Посреди, ночи, сменившей этот день, негодяй пришел кЖюстине: он хотел посмотреть на истерзанный, но все равно прекрасный заднесчастной девушки. Он облобызал его и, воспламенившись этим зрелищем, вставилчлен в задний проход; совершая содомию, он щипал ей грудь и говорил ужасныевещи, которые заставляли ее трястись от страха. Когда он полностью насладился,Жюстина ре— шила воспользоваться моментом и молить его о смягчении своейучасти. Бедняжка не ведала, что если в таких душах экстаз обостряет наклонностьк жестокости, то наступивший покой вовсе не подвигает их к добродетельнымпорывам честного человека: это костер, который постоянно тлеет под пеплом,

— А по какому праву, — спросил ее Ролан, — тыполагаешь, что я сниму с тебя цепи? Неужели из-за того, что я соизволилпотешиться с тобой? Может быть, я упал к твоим ногам и умолял подарить мнеблаженство, за которое ты требуешь вознаграждение? Но ведь я ничего у тебя непрошу, я беру то, что мне принадлежит, и не понимаю, почему, осуществив одно измоих прав в отношении тебя, я должен отказаться от второго. В том, что я делаю,нет никакой любви: любовь — это рыцарское чувство, которое я презираю всейдушой и которое никогда не трогало мое сердце. Я пользуюсь женщиной в силунеобходимости как, скажем, ночным горшком: я беру его, когда мне надоиспражниться, а женщину беру, когда меня одолевает потребность извергнутьсперму, но никогда не придет мне в голову влюбиться в эти предметы. К женщине,которую мои деньги и моя власть подчиняют моим желаниям, я не питаю ниуважения, ни нежности, я только себе обязан тем, что беру силой, и не требую отнее ничего, кроме повиновения, следовательно, ни о какой благодарности не можетбыть и речи. И вот я хочу спросить тебя: разве разбойник, отобравший кошелек уодинокого путника в лесу, потому что тот слабее его, должен испытыватьпризнательность к этому человеку за причиненный ему ущерб? Так же обстоит делои с оскорблением, нанесенным женщине: оно может стать поводом нанести ейвторое, но уж никак не основанием для того, чтобы возместить ее обиду.

— О сударь, вот до чего довело вас ваше злодейство!

— До самой крайности, — с гордостью ответилРолан. — Нет на свете ни одного извращения, которому бы я не предавался,ни одного преступления, которое бы я не совершил или которое было бы противномоим принципам. Я постоянно испытываю к пороку необъяснимое влечение, котороевсегда оборачивается на пользу сладострастию. Преступление возбуждает моюпохоть, чем оно серьезнее, тем сильнее воспламеняет меня, когда я его замышляю,у меня поднимается член, совершая его, я кончаю, сладостные воспоминания о немвновь пробуждают мои чувства, и только при мысли о новом злодеянии начинаетбродить сперма в моих яйцах. Погляди на мой член, Жюстина, и ты увидишь в немтвердое намерение убить тебя: вот о чем говорит его эрекция, будь уверена, чтокогда ты будешь корчиться в предсмертных судорогах, из него хлынет потокспермы, затем новые ужасы вернут ему потерянную энергию. Одно лишь злодействоспособно возбудить распутника, все, что не преступно, лишено пряности, только внепристойности и мерзости рождается сладострастие.