А может, это не так уж плохо? Почему бы свободнойамериканской женщине, находящейся в здравом рассудке, не решиться стать женойэтого красавца шовиниста… который будет обращаться с ней так, как будто онасделана из хрупкого стекла… который, возможно, будет работать до тех пор, покане сможет обеспечить ее всем, что она захочет… который может быть такимстрастным… таким нежным.

С мечтой о Рамоне Кэти заснула.

Кэти проснулась следующим утром от телефонного звонка.

Она на ощупь взяла трубку и, не открывая глаз, приложила куху. Голос ее матери зазвучал раньше, чем Кэти успела вымолвить словаприветствия.

— Кэти, дорогая, кто, в конце концов, этот человек?

— Рамон Гальварра, — спокойно ответила Кэти.

— Я знаю его имя, ты нам его представляла. Что он с тобойделает?

— Со мной? — пробормотала Кэти. — Ничего.

— Кэти, не глупи! Он же охотится за твоими деньгами!

— Ему не нужны деньги, ему нужна жена, — слабо вступиласьКэти.

В трубке замолчали. Когда голос матери зазвучал снова, вкаждом слове сквозило презрение:

— Этот пуэрто-риканский фермеришка собирается жениться натебе?

— Испанский, — поправила Кэти.

— Что?

— Я сказала, что он испанец, а не пуэрториканец. А вообще онтакой же американский подданный, как мы с тобой.

— Кэтрин! — Голос матери прозвучал очень сухо инаставительно. — Я знаю, что моя дочь, к сожалению, не всегда бывает разумна.Но ты же не решила выйти замуж за этого человека?

Кэти заколебалась. Со сна можно ответить «да». Она села исвесила ноги с кровати:

— Мне так не кажется.

— Тебе так не кажется? Кэтрин, оставайся дома и не впускайэтого мужчину, пока мы не приедем. Господи, это убьет твоего отца! Мы будем утебя сразу после завтрака.

— Нет, не надо! — сказала Кэти, окончательно проснувшись. —Мам, послушай. Ты меня разбудила, и я с трудом соображаю, но тебе не о чембеспокоиться. Я не собираюсь замуж за Рамона и вообще не предполагаю с нимвстречаться дальше.

— Кэтрин, ты уверена? Или ты так говоришь, чтобы успокоитьменя?

— Ох, ну честное слово.

— Хорошо, дорогая, но если он появится около тебя снова,только позвони, и мы приедем через полчаса.

— Мам…

— Позвони нам, Кэти. Мы с отцом любим тебя и хотим защитить.Не стыдись признаться, что не сможешь справиться с этим испанцем, илипуэрториканцем, или кем бы он там ни был.

Кэти открыла рот, чтобы возразить, что у нее нетнеобходимости защищаться от Рамона, но затем передумала. Мать все равно неповерит, что толку спорить.

— Хорошо, — вздохнула она. — Если ты мне понадобишься, япозвоню. Пока, ма…

«Что случилось с родителями?»— недоумевала Кэти спустяполчаса, натягивая желтые велюровые брюки. Надо же было так себя накрутить!Спасать ее от Рамона… Почему бы им уж сразу не вызвать пожарную машину, «скоруюпомощь»и полицию! Да, верх тоже желтый! Зачесав волосы назад, она скрепила ихчерепаховым гребнем. Провела по губам коралловой помадой. А теперь надо пойтикупить что-нибудь подороже и полегкомысленнее, чтобы выбросить из головы иродителей и Рамона.

Кэти положила кофейную чашку в посудомоечную машину, и вдругзазвенел дверной звонок. О Господи, родители! Позавтракали и прикатили наводитьпорядок. Она покорно прошла в гостиную, рывком открыла дверь и в изумленииотступила перед высокой, гибкой фигурой, загораживающей солнечный свет.

— Я… я как раз собиралась уходить, — сказала Кэти. Необращая внимания на ее слова, Рамон вошел и решительно закрыл за собой дверь.Насмешливая улыбка промелькнула на его лице.

— Почему-то я так и подумал.

Кэти посмотрела на его суровое красивое лицо, в которомчиталась железная решимость, и на могучие плечи. Столкнувшись с егобаскетбольной высотой и твердыми намерениями, Кэти решила отступить, чтобыпривести в порядок мысли. Повернувшись, она бросила через плечо:

— Я приготовлю тебе кофе.

Она чуть не уронила чашку, когда руки Рамона обняли ее заталию, прижав к себе. Его дыхание слегка коснулось ее волос.

— Я не хочу кофе, Кэти.

— Завтрак?

— Нет.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Повернись — и я покажу тебе.

Кэти отрицательно покачала головой. Чтобы не повернуться,она так сильно схватилась за край стола, что кончики ее пальцев побелели.

— Кэти, я не сказал тебе главную причину, по которой я незахотел, чтобы ты надела этот купальник. Мне в этом трудно признаться дажесамому себе. Но между нами все должно быть честно. — Он сделал паузу, затем снеохотой сказал:

— Я бешено ревновал. Не хочу, чтобы кто-то, кроме меня,любовался твоим телом.

Кэти нервно сглотнула. Ну зачем он ее обнимает, это такмешает собраться с мыслями!

— Ладно, принимаю твои объяснения. Честно говоря, мне он исамой не нравится — слишком вызывающий. Но тем не менее я сама решаю, что мненосить. Я вчера тоже была хороша, вела себя как истеричный подросток. Извини.Но дело не в этом, Рамон. Я не могу стать твоей женой. Ничего хорошего из этогоне получится.

Она ожидала, что он согласится с этим. Очевидно, что ейвиднее. Его руки скользнули вверх к ее плечам, и он нежно, но настойчивоповернул ее к себе. Кэти смотрела на загорелую кожу его груди. Верхние пуговицысветлой голубой рубашки расстегнуты. Контраст сводил ее с ума.

— Посмотри на меня, querida! Этот глубокий, хриплый голос,называющий ее дорогой, заставил Кэти повиноваться. Она неохотно поднялаогромные, полные тревоги глаза.

— Ты сможешь стать моей женой. И это будет прекрасно. У насвсе будет хорошо. Я сделаю все, чтобы было так.

— Мы люди разных культур! — отчаянно воскликнула Кэти. —Хоть это ты должен понимать! У нас разная психология, все разное!

Его глаза уверенно смотрели на нее.

— Не все. Я буду возвращаться вечером домой, и мы будемлюбить друг друга до тех пор, пока ты не станешь умолять меня остановиться. Аутром я буду покидать тебя, и твой поцелуй будет гореть на моих губах. Я будужить ради тебя. Я наполню твои дни радостью. А если Господь пошлет нам большоегоре, я буду держать тебя в своих объятиях, пока не высохнут твои слезы, итогда я научу тебя снова смеяться.