Предсказал царь Давид в псалмах, сделал пророчество пророкСофония, нагадала языческая вещунья Сибилла. Когда увидите, что брат братавыдает на смерть, что дети восстают против родителей, что жена оставляет мужа ичто один народ объявляет войну другому народу, что на всей земле великий голодтворится, великие бедствия и многочисленные несчастья, тогда узнаете, чтоблизок конец… Чего? Что говорите? Что все, что я тут перечислил, происходитежедневно, повсюду и кругом? И вовсе не в последнее время только, а извечно, вкруге времени?

Ха, ты прав благородный господин рыцарь с Габданком нагербе, как и ты достопочтенный фратер от святого Франциска. Вы правы, киваяголовами и мины умные строя, и вы уважаемые господа, и вы монахи благочестивые,и вы купцы добрые. Правы. Всюду зло и преступление. Ежедневно братоубийство,повсеместно предательство, постоянно кровопролитие. Что ж, действительно,наступил век измены, произвола и насилия, век непрестанной войны. Как же тогда,если такое вокруг творится, распознать: уже конец света, али нет еще? По чемэто оценить? Какие знаки показаны будут? Какие signa et ostenta?

Головами, смотрю, все киваете уважаемые господа, добрыеграждане, праведные монахи. Ведаю, о чем думаете, ибо и я порой над темразмышлял.

А может, думал я, без сигнала все содеется? Без оповещения?Без предупреждения? Вот просто: бац! И конец, finis mundi?[5]Может, нет надежды на спасение? Может полное отсутствие праведных в Содоме?Может, поскольку мы племя коварное, не будет знак нам подан?

Ну, не пугайтесь! Будет. Обещают это евангелисты. Какканонические, так и апокрифичные.

Будут знаки на солнце, месяце и звездах, а на земле тревоганародов, беспомощных перед шумом моря и его лавиной. Силы небес содрогнутся.Солнце затмится, месяц светить не будет, а звезды будут падать с небес. Иотвяжутся четыре ветра от своих основ. Movebuntur omnia fundamenta terrae,[6]задрожат земля и море, а вместе с ними горы и пригорки. Иснизойдет с неба голос архангела, и услышан будет в самых глубоких ущельях.

И на протяжении семи дней будут великие знаки на небе. Акакие будут, поведаю. Слушайте!

В первый день придет туча с севера. И будет из нея дождькровавый на всей земле.

Во второй же день земля будет сдвинута со своего места;врата неба откроются на востоке и дым огня большого заслонит все небо. И будетв тот день великий страх и ужас на свете.

В третий день застонут глубины земли с четырех сторон света,и все пространство заполнится омерзительным смрадом серы. И будет так аж додесятого часа.

В день четвертый диск солнца заслонится и будет теменьвеликая. Пространство будет мрачным без солнца и месяца, звезды прекратят своиуслуги. И так будет аж до утра.

В шестой день утро будет туманное…

в которой Рейневана, пытающегося напасть на след своейлюбимой, встречают различные неприятности, в частности, наложенное на негопроклятие. В доме и во дворе, стоя, сидя и работая. А Европа тем временемизменяется. Приспосабливая новую технику боя.

Утро было туманное, и как на месяц февраль достаточнотеплое. Всю ночь намечалась оттепель, на рассвете снег таял, отпечатки подков ивыдавленные колесами телег колеи моментально заполнялись черной водой. Оси ивалки в телегах скрипели, кони храпели, возницы сонно матерились. Насчитывающаяоколо трехсот повозок колонна двигалась медленно. Над колонной носился тяжелый,удушающий запах соленой сельди.

Сэр Джон Фастольф сонно покачивался в седле.

После нескольких дней мороза вдруг настала оттепель. Мокрыйснег, падающий всю ночь, таял быстро. Расстаявший иней капал с елей.

– Гыыыр на них! Бей!

– Гаааа!

Шум внезапной драки всполошил ворон, птицы сорвались с голыхветок, оловянное февральское небо испещрила черная и подвижная мозаика,насыщенный растаявшей влагой воздух заполнился карканьем. Лязгом и грохотомжелеза. Криком.

Битва была короткой, но яростной. Копыта изрыли снежноемесиво, перемешали его с болотом. Кони ржали и тонко визжали, люди орали. Одни воинственно,другие от боли. Началось внезапно, закончилось быстро.

– Ого-го! Заходиии! Заходииииии!

И еще раз. Тише, дальше. Эхо шарахалось по лесу.

– Ого-го-о-о! Ого-го-о-о-о-о!

Вороны каркали, кружась над лесом. Топот помалу удалялся.Крики затихали.

Кровь окрашивала лужи, впитывалась в снег.

Раненый армигер услышал приближающегося всадника, еговстревожил храп коня и звон упряжи. Армигер охнул, попробовал подняться, но несмог, напряжение усилило кровотечение. Из-под лат панциря сильнеезапульсировала карминовая струя, сплывая по металлу. Раненый сильнее уперсяплечами в поваленный пень, достал кинжал. Сознавая, насколько скверно этооружие в руках того, кто не может подняться, имея пробитый копьем бок ивывихнутую при падении с коня ногу.

Приближающийся гнедой жеребец был иноходцем, нетипичнаяпостановка ног сразу бросалась в глаза. Всадник на гнедом коне не имел на грудизнака Чаши, то есть, не был одним из гуситов, с которыми отряд армигера недавнопровел схватку. У всадника не было оружия. И не было доспехов. Он был похож наобыкновенного путника. Раненому армигеру, однако, было известно, что сейчас, вфеврале месяце Года Господнего 1429, в районе Стшегомских холмов путников небывает. В феврале 1429 года по Стшегомским холмам и Яворской равнине не путешествовалникто.

Всадник долго присматривался к нему с высоты седла. Долго имолча.

– Кровотечение, – отозвался он наконец, –надо остановить. Я могу это сделать. Но только в том случае, если ты отбросишьпрочь этот стилет. Если ты этого не сделаешь, то я отъеду, а ты управляйся сам.Решай.

– Никто… – охнул армигер. – Никто не даст заменя выкуп… Чтобы потом не получилось, будто я не предупредил…

– Бросишь стилет или нет?

Армигер тихо выругался, швырнул кинжал, сильно махнувнаотмашь. Всадник слез с коня, отвязал вьюки, с кожаной сумкой в руках всталсбоку на колени. Коротким складным ножом перерезал ремни, соединяющие латынагрудника и наплечника. Сняв латы, распорол и раздвинул пропитавшийся кровьюакетон, низко наклонившись, заглянул.

– Неважно… – пробурчал. – Ох, неважно этовыглядит. Vulnus punctum, колотая рана. Глубокая. Я наложу повязку, но бездальнейшей помощи нам не обойтись. Довезу тебя к Стшегому.