Любопытно, что никто до сих пор не называл Купороссмертельным ядом, хотя большинство пораженных им людей определяло его вкус как«Горечь». В организме каждого – у кого в большей, у кого в меньшейстепени – есть эта Горечь, подобно тому, как почти у всех есть бациллатуберкулеза. Но и та, и другая болезни переходят в наступление лишь тогда,когда пациент ослаблен. В случае же Горечи почва для заболевания возникает,когда появляется страх перед так называемой «реальностью».

У некоторых людей, стремящихся создать реальность, в которуюне в состоянии проникнуть никакая внешняя угроза, развиваются вгипертрофированной степени средства защиты от внешнего мира – незнакомцев,новых мест, непривычных переживаний – и их внутренний мир остаетсябеззащитным. И именно здесь Горечь начинает причинять непоправимый вред.

Важной мишенью для Горечи (или Купороса, как предпочитал ееназывать доктор Игорь) является воля. У людей, страдающих этим недугом,пропадает желание чего бы то ни было, и несколько лет спустя они уже не всостоянии выйти из своего мира. Они растратили огромные запасы энергии, строявысокие защитные стены, чтобы их реальность оставалась той, какой они самижелали ее видеть.

Избегая внешних воздействий, они также ограничивают и свойвнутренний рост. Они продолжают ходить на работу, смотреть телевизор,жаловаться на толкучку в транспорте, рожать детей, но все это происходитавтоматически, без каких-либо больших внутренних переживаний, поскольку вконечном счете все находится под контролем.

Серьезной проблемой в связи с отравлением Горечью было то,что страсти – ненависть, любовь, отчаяние, восторг, любопытство –также перестают проявляться. Спустя некоторое время у людей, страдающихГоречью, уже не остается никаких желаний. У них нет воли ни жить, ни умереть, ив этом вся сложность ситуации.

Поэтому страдающих Горечью людей всегда пленяли герои ибезумцы: они не боятся ни жить, ни умирать. И герои, и сумасшедшие равнодушны копасностям, они идут вперед, хотя все кругом и пытаются их остановить.Сумасшедший совершает самоубийство, герой идет на муки и страдания во имя идеи,но и тот, и другой умирают, а пораженные Горечью дни и ночи напролет обсуждаютглупость первого и славу второго. Это единственный момент, когда им хватает сил,чтобы вскарабкаться на собственную крепостную стену и выглянуть наружу. Но онитут же ощущают усталость в руках и ногах и возвращаются в повседневность.

Страдающий хронической Горечью замечает свою болезнь лишьраз в неделю: по воскресеньям после обеда. Поскольку в это время нет работы илиоблегчающих симптомы рутинных дел, появляется ощущение, что что-то не так, ведьтеперь воцаряется адский покой, время стоит на месте и раздражение проявляетсялегче, чем когда-либо.

Но наступает понедельник, и вскоре пораженный Горечьюзабывает о своих симптомах, хотя и возмущается, что у него никогда не находитсявремени на отдых, и жалуется, что выходные пролетают слишком быстро.

Единственное достоинство этой болезни в том, что ссоциальной точки зрения она уже стала правилом. Поэтому отпала необходимостьпомещать людей в приют, за исключением тех случаев, когда отравление настолькосильно, что поведение больного становится опасным для окружающих. И все жебольшинство страдающих Горечью могут оставаться дома, не представляя угрозыобществу или другим людям, ведь благодаря возведенным ими же вокруг себя стенамони полностью изолированы от мира, хотя им и кажется, что они – часть его.

Доктор Фрейд открыл либидо и способ лечения связанных с нимболезней благодаря изобретению психоанализа. Доктору Игорю было необходимо нетолько открыть существование Купороса, но и доказать, что в данном случаелечение также возможно. Ему хотелось, чтобы его имя вошло в историю медицины,хотя он и осознавал, что донести до людей свои идеи ему будет непросто, ведь«нормальные» люди довольны своей жизнью и ни за что не признают свою болезнь, абольные являются движущей силой гигантской индустрии психиатрических больниц,лабораторий, конгрессов и т. п.

Я знаю, что сейчас мир не признает моих усилий, –говорил он себе, наполняясь гордостью оттого, что он не понят. Такова, вконечном счете, цена, которую приходится платить гениям.

– Что с вами? – спросила сидевшая перед нимдевушка. – Вы, похоже, вошли в мир своих пациентов.

Доктор Игорь оставил без внимания неуважительное замечание.

– Можете идти, – сказал он.

Вероника не знала, день на дворе или ночь: доктор Игорьсидел при включенном освещении, но так было и каждое утро. Однако выйдя вкоридор, она увидела в окне луну и поняла, что спала дольше, чем ей казалось.

По пути в палату она заметила висящую на стене в рамкепожелтевшую фотографию: на ней была центральная площадь Любляны – пока ещебез памятника поэту Прешерну. По площади прогуливались пары, вероятно, былвоскресный день.

Она взглянула на дату снимка: лето 1910 года.

Лето 1910 года. На фотографии были запечатлены в одномгновение своей жизни люди, детей и внуков которых уже нет на этом свете. Наженщинах были неуклюжие платья, все мужчины были в шляпах, пальто, галстуках (илиразноцветных тряпках, как их называют сумасшедшие), гамашах и с зонтами.

А жара? Температура, вероятно, была такая же, как и в нашевремя летом, 35° в тени. Если бы появился какой-нибудь англичанин в узкихшортах до колен и жилете – одежде, которая куда более кстати при такойжаре, – что бы подумали эти люди?

«Сумасшедший».

Она прекрасно поняла, что имел в виду доктор Игорь. И ещеона поняла, что в ее жизни всегда было вдоволь любви, нежности, участия, но длятого, чтобы обратить все это в счастье, ей недоставало лишь одного: немногосумасшествия.

И ведь родители все равно любили бы ее по-прежнему, но изстраха причинить им боль она не осмеливалась заплатить цену, необходимую дляосуществления своей мечты. Мечты, которая была спрятана в глубине ее души, нокоторую то и дело воскрешали концерт или запись прекрасной музыки. А между темвсякий раз, когда ее мечта пробуждалась, чувство безнадежности становилосьстоль глубоким, что она спешила немедленно вновь его усыпить.

С детства Вероника знала, в чем ее истинное призвание: статьпианисткой.

Она знала об этом с самого первого своего урока музыки,когда ей было двенадцать лет. Учительница считала ее очень талантливой ипобуждала стать профессиональным музыкантом. Но между тем, когда однажды она,обрадовавшись победе на конкурсе, сказала матери, что бросит все ради того,чтобы посвятить себя игре на фортепиано, та ласково посмотрела на нее иответила: «Доченька, игрой на пианино не прокормишься».

«Но ведь именно ты хотела, чтобы я научилась играть!»