– Интересно, – заметил Питерс, – куда мы направляемсятеперь?

Хилари задавала себе тот же вопрос, так как от этогозависело многое. Рано или поздно им придется контактировать с людьми, и еслибудет расследование, то сведения об автофургоне с шестью пассажирами,соответствующими по описанию вылетевшим утром на самолете, который потерпелкатастрофу, могут привлечь внимание. Она повернулась к миссис Бейкер испросила, стараясь говорить таким же по-детски восторженным голосом, какмолодой американец:

– Куда мы едем? Что произойдет потом?

– Увидите, – ответила миссис Бейкер. Несмотря на любезныйтон, слово прозвучало зловеще.

Пламя от горящего самолета все еще виднелось позади,становясь все отчетливее, так как солнце уже находилось над самым горизонтом.Наступила темнота, но они продолжали ехать. Фургон трясло, так как они,очевидно, держались подальше от больших дорог, а иногда и вовсе катили побездорожью.

Хилари долго не могла уснуть – ей мешали тревожные мысли. Нонаконец тряска и усталость сделали свое дело, и она погрузилась в беспокойныйсон, то и дело прерываемый очередной рытвиной. Хилари просыпалась, не сразупонимая, где находится, потом начинала клевать носом и засыпала вновь.

Машина резко затормозила, и Питерс осторожно прикоснулся круке Хилари.

– Просыпайтесь, – сказал он. – Кажется, мы куда-то прибыли.

Все вышли из фургона, усталые и в измятой одежде. Было ещетемно. Машина остановилась у дома, окруженного пальмами. Вдалеке виднелисьтусклые огни – возможно, там находилась деревня. Шофер с фонарем проводил их кдому. Пара берберских женщин с любопытством уставилась на Хилари и миссисКелвин Бейкер, не обращая внимания на монахиню.

Трех пассажирок отвели в маленькую комнатку наверху. На полулежали три матраца и груда одеял. Мебель отсутствовала.

– У меня все тело затекло, – пожаловалась миссис КелвинБейкер. – От такой долгой езды начинаются судороги.

– Неудобства не имеют значения, – хриплым, гортанным голосомсказала монахиня. Она говорила по-английски бегло и грамотно, но с сильнымакцентом.

– Вы здорово вошли в роль, мисс Неедхайм, – усмехнуласьамериканка. – Могу хорошо представить вас в монастыре, стоящей на коленях накаменном полу в четыре часа утра.

Мисс Неедхайм презрительно улыбнулась.

– Христианство лишает женщин разума, – сказала она. – Этоунизительное преклонение перед слабостью! Языческие женщины были сильными. Ониторжествовали победу! А ради победы можно перенести любые неудобства.

Миссис Бейкер зевнула.

– Я предпочла бы находиться в моей кровати в отеле«Пале-Джамель». Как насчет вас, миссис Беттертон? Уверена, что тряска не пошлавам на пользу при вашем сотрясении мозга.

– Определенно не пошла, – согласилась Хилари.

– Скоро нам принесут чего-нибудь поесть, а потом я дам вамаспирин. Постарайтесь поспать как следует.

На лестнице послышались шаги и женский смех. В комнату вошлидве берберские женщины с подносом, на котором стояло большое блюдо с маннойкашей и жаркое. Они поставили поднос на пол, вышли и вернулись с металлическимкувшином с водой и полотенцем. Одна из женщин пощупала ткань костюма Хилари ичто-то сказала своей подруге, которая кивнула и проделала то же самое с миссисБейкер. К монахине они не проявляли никакого интереса.

– Кыш! – зашипела миссис Бейкер, махая руками. – Кыш! Кыш!

Казалось, она гоняет кур. Женщины, смеясь, вышли из комнаты.

– Глупые существа, – заметила миссис Бейкер. – С ними нужнотерпение. По-моему, их ничего не интересует, кроме детей и одежды.

– Для большего они и не пригодны, – промолвила фрейлейнНеедхайм. – Они ведь принадлежат к расе рабов и могут только обслуживать тех,кто стоит на более высокой ступени.

– Не слишком ли вы суровы? – сказала Хилари, которуюразозлили эти слова.

– Я не трачу время на сантименты. Есть те, кто правит, – ихнемного, – и те, кто им служит, – их большинство.

– Ну знаете…

– Полагаю, у каждой из нас свои идеи на этот счет, – властновмешалась миссис Бейкер. – Возможно, они очень интересны, но сейчас едва липодходящее время их обсуждать. Нам лучше отдохнуть и набраться сил.

Подали мятный чай. Хилари охотно приняла аспирин, так какголова у нее болела по-настоящему. Потом три женщины улеглись на матрацы ибыстро заснули.

Следующим утром они спали долго, так как миссис Бейкерсообщила, что путешествие возобновится только вечером. Из их комнаты винтоваялестница вела на плоскую крышу, откуда открывался вид на окружающую местность.Невдалеке находилась деревня, а дом окружала пальмовая роща. Проснувшись,миссис Бейкер указала на кучу материи, лежащую у двери.

– Мы переоденемся в местное платье, – объяснила она, – асвою одежду оставим здесь.

В результате аккуратный дорожный костюм американки, твидоваяюбка и кофта Хилари и монашеское облачение были отложены в сторону, и на крышуподнялись три марокканские женщины. Все происходящее выглядело нереальным.

Хилари внимательно изучала мисс Неедхайм, лишившуюсябезликого монашеского одеяния. Женщина была моложе, чем казалось Хилари, – ейбыло не больше тридцати четырех лет. В ней ощущалась определенная элегантность,но бледная кожа, короткие пальцы и холодные глаза, в которых время от временипоявлялся фанатичный блеск, выглядели скорее отталкивающе. Она разговариваларезким и бескомпромиссным тоном, проявляя в отношении миссис Бейкер и Хиларипрезрение, словно они были недостойны ее внимания. Это высокомерие оченьраздражало Хилари. В то же время миссис Бейкер, казалось, его едва замечала.Странным образом Хилари ощущала куда большую близость и симпатию к двум веселымберберским женщинам, которые приносили им пищу, нежели к двум компаньонкам иззападного мира. Молодая немка, очевидно, была равнодушна к производимому еювпечатлению. В ее манерах чувствовалось скрытое нетерпение – она явностремилась продолжить путешествие и абсолютно не интересовалась своимиспутницами.

Оценить поведение миссис Бейкер Хилари было потруднее.Сначала американка выглядела вполне нормальным человеческим существом на фонечерствой бесчеловечности Хельги Неедхайм. Но когда солнце стало клониться кзакату, миссис Бейкер начала озадачивать и отталкивать Хилари куда больше, чемнемка. Манеры миссис Келвин Бейкер были безупречными, как у робота. Все еезамечания были вполне естественными, но все время чувствовалось, будто видишьактрису, играющую свою роль, возможно, в семисотый раз. Кем же на самом делебыла миссис Келвин Бейкер? Почему она играла свою роль с таким чистомеханическим совершенством? Не была ли и она фанатичкой, ненавидящейкапиталистическую систему и мечтающей о новом мире? Не бросила ли онанормальную жизнь из-за своих политических убеждений? Ответить на это былоневозможно.