– Это было бы очень рискованно, – возразил Питерс. – МиссисКелвин Бейкер – толковая женщина. Не думаю, что она пойдет на такой риск.

Хилари снова поежилась.

– Замерзли?

– Да. Здесь довольно прохладно.

– Давайте немного походим.

Они прошлись взад-вперед. Внезапно Питерс наклонился ичто-то подобрал.

– Вы уронили это.

Хилари протянула руку:

– Да, жемчужина от моего ожерелья. Я порвала его позавчера…нет, вчера. Кажется, это было давным-давно.

– Надеюсь, жемчуг не настоящий?

Хилари улыбнулась:

– Конечно, нет.

Питерс вынул из кармана портсигар и предложил Хиларисигарету. Она взяла ее.

– Какой странный портсигар. Очень тяжелый!

– Он из свинца. Это военный сувенир – сделан из осколкабомбы, который едва меня не прикончил.

– Значит, вы были на войне?

– Я был одним из парней, занимавшихся секретной работой, –готовил разные хлопушки. Не будем говорить о войне – лучше подумаем озавтрашнем дне.

– Куда все-таки мы направляемся? – спросила Хилари. – Никтомне ничего не сообщил. Может быть…

– Размышления не поощряются, – прервал ее Питерс. – Вынаправитесь, куда вам скажут, и будете делать то, что вам велят.

– И вам нравится, чтобы вами помыкали, не спрашивая вашегомнения?! – с внезапной страстью воскликнула Хилари.

– Я готов с этим примириться в случае необходимости. Мыдолжны добиться всеобщего мира, дисциплины и порядка.

– Разве это возможно?

– Все лучше того беспорядка, в котором мы живем. Вы со мнойне согласны?

Охваченная усталостью и очарованная своеобразной красотойутра в пустыне, Хилари едва не разразилась бурными отрицаниями. «Почему выосуждаете мир, в котором мы живем? – хотелось ей сказать. – Разве беспорядок –не лучшая почва для доброты и человечности, чем навязанный извне мировойпорядок, который сегодня выглядит правильным, а завтра – нет? Я предпочитаюжить среди несовершенных человеческих существ, нежели среди роботов, которымневедомы жалость, понимание и сочувствие!»

Но Хилари вовремя сдержалась. Вместо этого она сказала,пытаясь проявить хотя бы умеренный энтузиазм:

– Конечно, вы правы. Я просто устала. Мы должны повиноватьсяи идти вперед.

– Так-то лучше, – усмехнулся Питерс.

Путешествие во сне. Таким оно казалось Хилари – причем всесильнее с каждым днем. Она чувствовала, как будто всю жизнь странствует сосвоими пятью спутниками, сошедшими с проторенных путей в неведомое. Как бы тони было, их путешествие нельзя было охарактеризовать как бегство. Они всеотправились в него по своей воле. Насколько знала Хилари, никто из этих людейне совершил преступления, никого из них не разыскивала полиция. Тем не менеепредпринимались великие усилия, чтобы замести следы, – как будто все онинаходились в процессе превращения в кого-то еще.

В ее случае это соответствовало действительности. ПокинувАнглию как Хилари Крейвен, она превратилась в Олив Беттертон, – возможно,именно с этим было связано ощущение нереальности происходящего. С каждым днем сее языка все легче срывались бойкие политические лозунги. Она чувствовала, чтостановится серьезной и усердной, и приписывала это влиянию спутников.

Теперь Хилари понимала, что боится их. Раньше ей неприходилось пребывать среди высокоодаренных личностей, а теперь она, можносказать, находилась в окружении гениев, причем их гениальность выходила запределы нормы, и это создавало огромное напряжение для ординарного ума. Всепятеро отличались друг от друга, но каждый производил странное и пугающеевпечатление невероятной сосредоточенности и целеустремленности, каждый былзаконченным идеалистом. Доктор Баррон страстно желал снова очутиться в своейлаборатории и продолжить эксперименты, обладая неограниченными деньгами иресурсами. С какой целью? Хилари сомневалась, чтобы он когда-нибудь задавалсебе этот вопрос. Доктор однажды сказал ей, что в состоянии обрушить на целыйконтинент смертоносную силу, содержащуюся в одном флаконе.

– И вы могли бы сделать такое? – спросила Хилари.

Он с удивлением посмотрел на нее и ответил:

– Разумеется, если это окажется необходимым. Было бы такинтересно увидеть плоды своей работы в действии. – И доктор добавил с глубокимвздохом: – Понимаете, нужно еще так много узнать!

Хилари понимала. Доктор был одержим жаждой знания, котораяпревращала жизнь и смерть миллионов человеческих существ в нечто абсолютнонезначительное. Еще большую антипатию вызывала у нее Хельга Неедхайм. Холодноевысокомерие молодой женщины возмущало Хилари. Питерс ей нравился, но время отвремени пугал ее фанатичным блеском в глазах.

– Вы не хотите создать новый мир, – как-то сказала она ему.– Вам бы доставило удовольствие разрушить старый.

– Вы не правы, Олив.

– Нет, права. В вас сидит ненависть и жажда разрушения. Ячувствую это.

Больше всех ее озадачивал Эрикссон. Он казался Хиларимечтателем, менее практичным, чем француз, и не обладавшим разрушительнойстрастью американца. В нем ощущался причудливый, но фанатичный идеализмнорвежца.

– Мы должны победить, – говорил Эрикссон. – Должны завоеватьмир. Тогда мы сможем управлять.

– Мы? – переспросила Хилари.

Он кивнул – в его лице и взгляде была обманчивая кротость.

– Мы, ученые, – те, у кого есть мозги. Только это имеетзначение.

«Куда мы катимся? – думала Хилари. – К чему все этоприведет?» Все эти люди безумны, но безумны по-разному. Кажется, будто все онистремятся к разным целям, к разным миражам. Миражи – вот слово, которое всеобъясняет! Она подумала о миссис Келвин Бейкер. В ней не чувствовалось нифанатизма, ни ненависти, ни высокомерия – вообще ничего. Хилари она казаласьженщиной без сердца и совести, эффективным орудием в руках мощной неведомойсилы.

Был конец третьего дня пути. Они прибыли в маленький город,где остановились в небольшом отеле. Хилари узнала, что здесь им снова предстоитодеться по-европейски. Ночь она провела в чисто выбеленной комнатушке, похожейна келью. На рассвете ее разбудила миссис Бейкер.

– Мы отправляемся дальше, – сообщила она. – Самолет ждет.