Вечером они возобновили путешествие, но уже не в фургоне, ав открытом туристском автомобиле. Все были одеты по-местному – мужчины в белыхджеллабах, женщины с закрытыми лицами. Тесно прижатые друг к другу, они ехаливсю ночь напролет.

– Как вы себя чувствуете, миссис Беттертон?

Хилари улыбнулась Энди Питерсу. Солнце уже взошло, и ониостановились, чтобы позавтракать местным хлебом, яйцами и чаем, приготовленнымна примусе.

– Я чувствую себя как во сне, – ответила Хилари.

– Это и впрямь похоже на сон.

– Где мы находимся?

Он пожал плечами:

– Кто знает? Разве только наша миссис Келвин Бейкер.

– Какая пустынная местность.

– Фактически это и есть пустыня. Но ведь так и должно быть,верно?

– Вы имеете в виду, чтобы не оставлять следов?

– Да. Ведь все продумано в высшей степени тщательно. Каждаястадия нашего путешествия независима от других. Самолет сгорает. Старыйавтофургон едет ночью. Если кто-нибудь его заметил, то на нем написано, что онпринадлежит археологической экспедиции, работающей в этих местах. На следующийдень фургон сменяет туристская машина, полная берберов, – обычное зрелище наздешних дорогах. Что касается дальнейших стадий… – Он снова пожал плечами. –Кто знает?

– Но куда мы направляемся?

Энди Питерс покачал головой:

– Спрашивать бесполезно. Скоро мы это узнаем.

Француз, доктор Баррон, подошел к ним.

– Да, – подтвердил он, – скоро мы это узнаем. Но нам нетерпится. Это все наша западная кровь. Нам никогда не хватает сегодняшнего дня– мы стремимся в завтрашний.

– Вам бы хотелось поторопить весь мир, не так ли, доктор? –спросил Питерс.

– Жизнь коротка, а сделать нужно так много, – ответил докторБаррон. – Нам всегда не хватает времени.

Питерс обернулся к Хилари:

– О каких четырех свободах говорят в вашей стране? Свободаот бедности, свобода от страха…

Француз прервал его.

– Свобода от дураков, – с горечью произнес он. – Вот в чемнуждаемся я и моя работа! Свобода от назойливой, мелочной экономии! Свобода отвсех ограничений, тормозящих деятельность!

– Вы ведь бактериолог, доктор Баррон?

– Да, я бактериолог. Вы не представляете, друг мой, какоеэто увлекательное занятие! Но оно нуждается в терпении, многочисленныхповторениях экспериментов и деньгах – больших деньгах! На сырье, оборудование,ассистентов. Если у вас есть все необходимое, можно достичь чего угодно!

– В том числе счастья? – осведомилась Хилари.

Он неожиданно улыбнулся человечной улыбкой:

– Вы женщина, мадам. А женщины постоянно требуют счастья.

– И редко его получают, – закончила Хилари.

Француз пожал плечами:

– Возможно.

– Личное счастье не имеет значения, – серьезно сказалПитерс. – Счастье должно быть всеобщим духовным братством! Объединенныетрудящиеся, владеющие средствами производства, свободные от поджигателей войны,от алчных, ненасытных людей, которые владеют всем! Наука, служащая всему миру,а не отдельным государствам!

– Вы правы, – одобрительно кивнул Эрикссон. – Власть должнапринадлежать ученым. Они должны всем управлять и все контролировать. Толькоученые являются сверхчеловеками, и только сверхчеловеки что-то значат. С рабаминужно хорошо обращаться, но они всего лишь рабы.

Хилари отошла от остальных. Через пару минут Питерсприсоединился к ней.

– Вы выглядите немного напуганной, – добродушно заметил он.

– Думаю, я в самом деле напугана. – Хилари короткоусмехнулась. – Конечно, доктор Баррон говорил правильно. Я только женщина. Я неученый, не занимаюсь исследованиями в области хирургии или бактериологии.Полагаю, я не блещу умственными способностями. Как сказал доктор, я ищусчастья, подобно любой глупой женщине.

– И что же в этом плохого? – осведомился Питерс.

– Ну, я чувствую себя немного не в своей тарелке в этойкомпании. Понимаете, я всего лишь женщина, которая едет к своему мужу.

– Ну и отлично, – сказал Питерс. – Вы представляетефундаментальные ценности.

– Приятно, что вы так к этому относитесь.

– Но ведь так оно и есть. – Он добавил, понизив голос: – Выочень любите вашего мужа?

– Разве я была бы здесь в противном случае?

– Полагаю, нет. Вы разделяете его взгляды? Насколько японимаю, он коммунист?

Хилари избежала прямого ответа.

– Кстати, о коммунистах, – сказала она. – В нашей маленькойгруппе вам ничто не кажется странным?

– О чем вы?

– Ну, хотя мы все направляемся к одному месту назначения,взгляды наших спутников не выглядят особенно схожими.

– Пожалуй, – задумчиво произнес Питерс. – Я об этом недумал, но вы, по-видимому, правы.

– У доктора Баррона едва ли есть какие-нибудь политическиеубеждения, – продолжала Хилари. – Ему нужны только деньги для егоэкспериментов. Хельга Неедхайм рассуждает как фашист, а не как коммунист. АЭрикссон…

– Ну?

– Эрикссон пугает меня своей одержимостью. Он похож наманьяка-ученого из фильма.

– Плюс ко всему я, верящий в братство людей, вы, любящаяжена, и наша миссис Келвин Бейкер – как вы ее классифицируете?

– Не знаю. С ней это проделать труднее, чем с другими.

– Ну, я бы не сказал. По-моему, это достаточно просто.

– Что вы имеете в виду?

– Для нее важны только деньги. Она всего лишь хорошооплачиваемый зубчик в колесе.

– Она тоже пугает меня, – поежилась Хилари.

– Чем? В ней нет ничего от маньяка-ученого.

– Миссис Бейкер пугает меня своей обыденностью. Она ничем неотличается от обыкновенных людей и все же замешана в этом.

– Партия ко всему относится реалистично, – мрачно промолвилПитерс. – Она использует наиболее подходящих членов для работы.

– Но разве для работы подходит тот, кто хочет только денег?Ведь он легко может перебежать к противнику.