– Некоторое время назад, когда ты работала вДубае, я побывал в Бейруте, хотел понять, нельзя ли нам вернуться на родину.Нашего дома больше не существует, но страна восстанавливается, хотя в ней стоятиностранные войска и время от времени происходят вторжения. Я так обрадовалсятогда и подумал: быть может, пришло время все начать заново? И эти слова «начатьзаново» вернули меня к действительности: я понял, что уже миновал тот рубеж, докоторого можно позволить себе такую роскошь. Теперь я хочу лишь продолжать то,что делаю, а рисковать, затевая что-нибудь новое, больше не намерен.

Я стал искать людей, с которыми когда-тообщался, встречался, пил виски по вечерам. Большинства уже нет, а оставшиесяпостоянно жалуются на гнетущее чувство неуверенности в завтрашнем дне. Япрошелся по знакомым местам и повсюду ощущал себя посторонним – мне там большеничего не принадлежало. А хуже всего – то, что мечта о возвращении меркла итускнела с каждой минутой, с каждым шагом по улицам когда-то родного города.

И все же это было необходимо. Песни изгнанияпродолжают звучать в моей душе, и я знаю, что никогда больше не буду жить вБейруте. Но дни, проведенные там, помогли мне осознать, где я нахожусь ныне, иоценить каждую секунду, проведенную в Лондоне.

– Что ты хочешь мне этим сказать?

– Что ты права. Быть может, и в самом делестоит понять смысл пробелов. Отправляйся, мы присмотрим за Виорелем.

Он ушел к себе в кабинет и вернулся, держа вруках желтоватую папку, где хранились документы об удочерении, – и протянул ееШерин. Потом поцеловал ее и сказал, что ему пора на службу.

В то утро 90-го года из окна моего номера нашестом этаже отеля я мог видеть лишь здание правительства. На крыше только чтоподняли государственный флаг, указывая точное место, откуда на вертолете бежалстрадающий манией величия диктатор, которому спустя несколько часов предстоялопринять смерть от руки тех, кого он угнетал двадцать два года.

Дома старой постройки были снесены по приказуЧаушеску – он мечтал выстроить новую столицу, способную соперничать сВашингтоном. Бухарест мог бы гордиться званием города, подвергшегося наибольшимразрушениям, не связанным с военными действиями или природной катастрофой.

В день приезда я в сопровождении переводчикапредпринял было прогулку по улицам румынской столицы, но не увидел ничего,кроме нищеты и растерянности. У меня возникло стойкое ощущение, что здесь нетни будущего, ни прошлого, ни настоящего, а люди живут словно бы в некоемподобии лимба, не зная толком, что происходит в их стране и в остальном мире.Десять лет спустя, вернувшись туда и увидев страну, восставшую из пепла, японял, что человек способен преодолеть любые трудности – и румынский народ далпрекрасное тому доказательство.

Но в то серое утро, стоя в сером холле убогогоотеля, я беспокоился лишь о том, сумеет ли переводчик раздобыть автомобиль идостаточный запас бензина, чтобы можно было продолжить сбор материала длядокументального фильма, заказанного мне Би-би-си. Переводчик задерживался, и япребывал в сомнениях: уж не придется ли возвращаться в Англию ни с чем? А ведья уже вложил немалые деньги в контракты с историками, в сценарий, в съемкинескольких интервью. Однако телекомпания, прежде чем подписать окончательныйдоговор, требовала, чтобы я отправился в некий замок и сам убедился, в какомсостоянии он находится. Путешествие грозило обойтись куда дороже, нежели япредполагал.

Попытался дозвониться моей подруге –телефонистка сообщила, что ждать соединения придется не меньше часа. Переводчикс машиной мог появиться с минуты на минуту, времени терять было нельзя, и ярешил не рисковать.

Попытался найти какую-нибудь газету наанглийском – тщетно. Чтобы скрасить ожидание, принялся разглядывать – как можноболее незаметно – людей, пивших чай в холле и, вероятно, не имевших никакогоотношения к тому, что происходило здесь в прошлом году, когда начались народныевосстания, когда хладнокровно убивали мирных жителей Тимишоара, когда шлиуличные бои с грозной «секуритате», отчаянно пытавшейся удержать ускользающуювласть. Я заметил троих американцев, весьма привлекательную женщину, которая,впрочем, не отрывалась от журнала мод, и целую группу людей, сидевших за столоми громко переговаривавшихся на неведомом мне наречии.

Я уж собирался было в тысячный раз подойти кдверям отеля и выглянуть наружу – нет ли моего переводчика, – когда вошла она.Мне показалось, что ей – лет двадцать (Афине было 23 года, когда она поехала вРумынию. – Прим. ред.). Она села за столик, заказала себе что-то на завтрак, ия услышал английскую речь. Никто из мужчин не обратил внимания на вошедшую, авот дама, листавшая журнал мод, подняла голову.

То ли от снедавшего меня беспокойства, то лиот тоски, которую наводил на меня этот отель, я набрался смелости и подошел кстолику этой девушки – чего обычно не делаю, – обратившись к ней с каким-тоничего не значащим замечанием.

Она улыбнулась, назвала свое имя – и янасторожился. Проститутка? Но она говорила по-английски без малейшего акцента ибыла скромно одета. Я решил ни о чем не расспрашивать и стал говорить о себе,причем заметил, что женщина за соседним столом отложила журнал и внимательноприслушивается.

– Я – независимый тележурналист, сейчасработаю на Би-би-си и вот пытаюсь понять, как бы мне добраться доТрансильвании…

При этих словах глаза ее блеснули.

– …чтобы собрать материал для фильма овампире, – договорил я и выждал, зная, что это всегда пробуждает в людяхлюбопытство. Однако здесь произошло обратное: едва лишь я упомянул о целипоездки, искра интереса в ее глазах погасла.

– Сядьте в автобус, только и всего, – ответилаона. – Хоть я и не верю, что найдете то, что ищете. А хотите побольше узнать оДракуле – почитайте книжку. Автор, впрочем, никогда не бывал там, куда высобрались.

– А вы-то бывали в Трансильвании?

– Не знаю…

Но это не было ответом: возможно, она, хоть иговорила как настоящая англичанка, просто не нашла нужных слов.

– …но направляюсь как раз туда. На автобусе,разумеется.

По одежде ее трудно было принять заискательницу приключений, которая колесит по свету в поисках экзотических мест.Я вновь подумал о том, не проститутка ли она, – быть может, это лишь способзаинтриговать меня.

– Может быть, вас подвезти?

– Я уже взяла билет.