Но я продолжал уговаривать ее, думая, что это– всего лишь кокетство. Она не соглашалась, твердя, что хочет путешествовать водиночку. Тогда я спросил, откуда она родом, и заметил, как она замялась,прежде чем ответить:

– Из Трансильвании, я же сказала.

– Вы не совсем так сказали. Но, как бы то нибыло, смогли бы помочь мне в выборе натуры для съемок.

Внутренний голос шептал мне, что отступатьнельзя – надо попытаться еще раз: я решил, что все же имею дело с проституткой,и мне очень бы хотелось заполучить такую спутницу. Однако вежливо, но твердоона отклонила мое предложение. Тут с ней заговорила женщина, сидевшая засоседним столиком, причем мне показалось – с целью защитить мою собеседницу.Настаивать было неудобно, и я отступился.

Вскоре появился запыхавшийся переводчик исообщил, что все улажено, но обойдется несколько дороже, чем предполагалось.(Кто бы сомневался!) Поднялся в свой номер, взял загодя собранный чемодан, селв русский, разваливающийся на кусочки автомобиль, и двинулся по широкимпроспектам, где почти не было уличного движения, везя с собой маленькийфотоаппарат, вещи, заботы, бутылки с минеральной водой, сэндвичи – и неотступнопреследующий меня образ.

В последующие дни, пока я пытался сочинитьсценарий о Дракуле как о реальном историческом персонаже и брал интервью уместных крестьян и интеллигентов по поводу этого мифа (толку от этих бесед, какя и предполагал, было мало), меня вдруг осенило: я не только и не столькопытаюсь смастерить документальный фильм для британского телевидения, сколькомечтаю о новой встрече с девушкой – высокомерной, неприветливой, каждым словоми жестом заявляющей о собственной самодостаточности, – которую встретил вресторане бухарестского отеля. Она должна сейчас быть здесь, рядом со мной. Яне знал о ней совершенно ничего – ничего, кроме имени, – но, подобно вампиру,она высасывала из меня всю энергию.

Чушь какая-то, полная бессмыслица, нечтотакое, что недопустимо и невозможно в моем мире и в мире тех, кто рядом сомной.

Не знаю, что вы будете делать здесь. Но что быни делали, должны идти до конца. Она взглянула на меня удивленно:

– Кто вы такая?

Тогда я заговорила о женском журнале, лежавшемпередо мной, и мужчина за соседним столиком, выждав немного, поднялся и вышел.Теперь я могла сказать, кто я.

– Если вас интересует моя профессия, тонесколько лет назад я окончила медицинский факультет. Но едва ли вы хотелиполучить такой ответ.

И, помолчав, добавила:

– И следующий ваш шаг – попытаться искуснопоставленными вопросами понять, что я здесь делаю,– здесь, в стране, только чтовынырнувшей из-под многолетнего свинцового гнета.

– Да нет, я спрошу прямо: что вы здесьделаете?

Я могла бы сказать, что приехала на похоронымоего учителя, ибо считаю, что он достоин этого. Но говорить об этом было бынеблагоразумно: хотя она не проявила ни малейшего интереса к вампирам, самослово «учитель» может привлечь ее внимание. А поскольку я была скована клятвойне лгать, то ответила полуправдой:

– Хочу увидеть дом, где жил писатель МирчаЭлиаде, про которого вы, должно быть, и не слыхали. Он провел большую частьжизни во Франции и был мировым авторитетом в области мифологии.

Девушка взглянула на часы, делая вид, что моислова ее не интересуют.

– И речь не о вампирах. А о людях, которые…ну, скажем, идут тем же путем, что и вы.

Она потянулась за своей чашкой, но наполдороге рука ее замерла.

– Вы что – представительница властей? Или моиродители поручили вам следить за мной?

Тут уж я подумала, не прекратить ли на этомразговор, – ее агрессивность производила странное впечатление. Однако я виделаее ауру и ее тоску. Она была очень похожа на меня в ее годы. Душевные раны всвое время подвигли меня на изучение медицины, чтобы исцелять людей физически ипомогать им выйти на верную дорогу в плане духовном. Я хотела сказать: «Твоираны помогут тебе, девочка», потом взять журнал и уйти прочь.

Поступи я так, Афина, быть может, избрала бысебе иную стезю и осталась жива – была бы рядом с тем, кого любила, растила бысына, потом нянчила бы внуков. Разбогатела бы, быть может, стала владелицейкомпании по продаже недвижимости. У нее было все, все решительно, для того,чтобы преуспеть: она познала страдания в той мере, чтобы суметь использоватьдушевные шрамы в свою пользу, а чтобы унять вечное душевное беспокойство идвигаться дальше, требовалось лишь время – и ничего больше.

Так что же удержало меня за столиком изаставило продолжить разговор? Ответ прост – любопытство. Я не могла понять,почему этот блистающий свет вдруг замерцал здесь, в холодном холлебухарестского отеля.

И продолжала:

– Мирча Элиаде писал книги со странныминазваниями: «Ведовство и культурные течения», например, или «Священное имирское». Мой учитель… – эти слова вырвались у меня против воли, но она неуслышала или сделала вид, что не заметила, – …очень ценил его творчество. А мнечто-то подсказывает, что и вам этот предмет небезразличен.

Она снова взглянула на часы.

– Мой автобус отправляется через час. Я еду вСибиу. Постараюсь разыскать там мою мать – если вы об этом спрашиваете. Яработаю в риэлтерской фирме на Ближнем Востоке, у меня четырехлетний сын.Разведена. Родители живут в Лондоне. Приемные родители, разумеется. Я –подкидыш.

Она и в самом деле достигла очень высокойстадии восприятия – настолько, что отождествляла себя со мной, хоть и неотдавала себе в этом отчета.

– Да, именно это я и хотела знать.

– А стоило ли ехать в такую даль, чтобыизучить творчество какого-то писателя? Разве там, где вы живете, нет библиотек?

– В сущности, он жил в Румынии, пока неокончил университет. Если бы я хотела собрать сведения о его творчестве, тоотправилась бы в Париж, Лондон или Чикаго, где он умер. Так что мою поездкуникак нельзя назвать изучением творчества – просто я хочу увидеть камни, покоторым ступала его нога. Хочу почувствовать, что же вдохновляло его творчество– а оно очень сильно воздействовало на мою жизнь и на жизнь тех, кого я уважаю.

– Он писал и о медицине тоже?

Лучше не отвечать. Теперь я поняла, что слово«учитель» не осталось незамеченным, но девушка истолковала его в смыслепрофессиональном.