Вот она снова протягивает мне официальнуюбумагу – свидетельство о рождении. Я знаю, что государство убивает, грабит,лжет, но пока еще не рискует подделывать документы, а потому она и в самом деле– дочь Лилианы, ибо в бумаге черным по белому написано ее полное имя и месторождения. По телевизору однажды сказали, что Гений Карпат, Отец Народа, ВеликийВождь, тот самый, кто заставлял нас голодать, вывозя за границу все, что можно,тот самый, кто в своих дворцах ел на золоте, покуда народ умирал от истощения,так вот, этот самый человек на пару со своей женой, будь она проклята,приказывал своей охранке отбирать в сиротских приютах детей, из которыхгосударство готовило наемных убийц.

Брали только мальчиков, девочек оставляли.Быть может, эта – одна из них.

Я снова гляжу в свидетельство, раздумывая,сообщить ли, где находится сейчас ее мать, или нет. Лилиана заслуживает встречис этой юной интеллектуалкой, Лилиана заслуживает того, чтобы взглянуть на нее:я считаю, что она уже все получила сполна за то, что предала свой народ иопозорила родителей, отдавшись чужаку. Быть может, пора прекратить пытку, ибоее дочь выжила и, судя по всему, недурно устроилась в жизни – настолько, чтосумеет даже вытащить мать из нищеты.

Быть может, и мне перепадет что-нибудь за этисведения. А в будущем – и наше племя тоже получит какие-нибудь блага, ибо живеммы в смутные времена, когда все уверяют, что Гений Карпат убит, и дажепоказывают пленку, на которой заснят его расстрел, но совершенно не исключено,что завтра он возьмет да воскреснет, и выяснится, что это все – инсценировка, апросто он хотел проверить, кто на самом деле ему предан, а кто – готов предать.

Скоро придут музыканты, так что порапотолковать о деле.

– Я знаю, где находится эта женщина. И могуотвезти вас к ней.

Теперь я тоже говорил мягко и дружелюбно.

– Но, как мне кажется, эти сведения кое-чегостоят…

– Я готова заплатить, – ответила она,протягивая мне куда большую сумму, нежели я предполагал.

– Да этого и на такси не хватит.

– Получите столько же, когда я достигну цели.

Но я чувствую, что прозвучало это неуверенно.Похоже, она слегка опасается дальнейшего развития событий. Я сразу беру деньги,положенные на стойку.

– Завтра отвезу вас к Лилиане.

Руки у нее дрожат. Она просит еще порциювиски, но в этот миг в бар входит какой-то мужчина и она устремляется к нему. Японимаю, что знакомы они совсем недавно – быть может, лишь со вчерашнего дня, –но разговаривают как старые друзья. В глазах у него – неприкрытое желание. Онапрекрасно сознает это, но разжигает его еще больше. Мужчина заказывает бутылкувина, они садятся за стол, и кажется, будто история с матерью предана забвению.

Но я хочу получить оставшуюся половину денег.И, подавая им вино, спрашиваю, в каком отеле она остановилась. Обещаю завтра вдесять утра быть у нее.

Едва пригубив первый бокал вина, она сообщила– хотя я ни о чем, разумеется, не спрашивал, – что у нее есть друг, сотрудникСкотланд-Ярда. И, разумеется, это была ложь: просто она заметила выражение моихглаз и попыталась отдалить меня.

Тогда я ответил, что и у меня имеетсявозлюбленная. Стало быть, счет стал равным.

Через десять минут после того, как заиграламузыка, она поднялась. До этого разговаривали мы мало и только на самые общиетемы – делились впечатлениями о Бухаресте, сетовали на ужасающие дороги. О моихразысканиях не было сказано ни слова. Но стоило лишь ей встать, как передо мной– и всеми, кто в эту минуту находился в ресторане, – возникла богиня во всейславе своей, жрица, заклинающая ангелов и бесов.

Глаза ее были закрыты, и Афина, словно несознавая, где она, кто она, чего ищет в мире, парила в воздухе, вызывая со дналет прошлое, выявляя настоящее, открывая и провидя грядущее. В ее танцепричудливо перемешивались чувственный накал и чистейшее целомудрие,разнузданность и откровение, гимн Богу и природе одновременно.

Посетители замерли над своими тарелками, глядяна этот танец. Теперь уже не она двигалась в такт музыке, а музыканты старалисьследовать ее движениям, и ресторанчик в подвале старинного дома на одной изулиц Сибиу превратился в египетский храм, где приверженцы культа Исидыотправляют свои таинства. Запах вина и жареного мяса сменился благовонием,вводившим всех нас в транс, и всем нам в тот миг довелось испытать, каково это– покинуть этот мир и войти в новое, неведомое измерение.

Гитары и труба смолкли, слышались толькоритмичные звуки ударных. Афина продолжала танец – так, словно ее уже не былоздесь, среди нас: на лбу проступила испарина, босые пятки с силой ударяли вдеревянный пол. Какая-то женщина поднялась со своего места и бережно завязалакосынку на шее танцовщицы – и вовремя, потому что ее блуза грозила вот-вотсползти с плеча, обнажив грудь. Но Афина словно и не заметила этого, ибопребывала в иных сферах, пересекала границы тех миров, что почти соприкасаютсяс нашим, но никогда не дают обнаружить себя.

Посетители начали хлопать в ладоши в тактмузыке, и Афина, будто черпая энергию из этих ритмичных рукоплесканий, ускориладвижения, кружась и кружась, удерживая равновесие в пустоте, и словно бывыхватывая все, что мы, простые смертные, могли предложить верховному божеству.

И вдруг замерла на месте. И все остановились,включая музыкантов. Глаза ее были по-прежнему закрыты, но по щекам катилисьслезы. Воздев руки к небесам, она закричала:

– Когда умру, заройте меня в землю стоймя – яи так всю жизнь провела на коленях!

Все молчали. Афина открыла глаза, словноочнувшись от глубокого сна, и, как ни в чем не бывало, направилась к столу.Снова заиграл оркестр, танцевальную площадку заполнили несколько пар, новеселья не получилось – обстановка в ресторане изменилась разительно, и вскорепосетители один за другим начали расплачиваться и покидать заведение.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, когдаона отдышалась.

– Мне страшно. Я вдруг поняла, как можнопопасть в то место, куда попадать не хочу.

– Хочешь, я провожу тебя?

Она качнула головой. Но все же спросила, вкаком отеле я остановился. Я ответил.