— А твой отец упрекал тебя в том, что ты завалила всепорученные тебе дела в универмаге?

Вынимая буханку хлеба, Мередит ослепительно улыбнулась, ноулыбка отчего-то не осветила ее огромные выразительные глаза:

— Только когда он в необычайно хорошем настроении.

Мередит заметила промелькнувшее в его взгляде сочувствие инемедленно решила доказать, что это вовсе ни к чему.

— Знаешь, очень неловко, когда он обрушивается на меня вприсутствии других администраторов, но все уже к этому привыкли. Кроме того,время от времени каждый оказывается под его обстрелом, хотя не так часто и нетаким образом, как я. Видишь ли, они понимают, что мой отец из тех людей, ктотерпеть не может, когда сталкивается с тем, что кто-то способен справиться слюбой проблемой без его помощи и вмешательства. Он нанимает компетентных,знающих людей с прекрасными замыслами, но тут же запугивает их, унижает изаставляет подделываться под собственный образ мыслей. Если идея сработает, онприписывает заслугу себе, если же оказывается неудачной — они становятсякозлами отпущения. Те, кто смеет противоречить ему и гнет свою линию, получаютповышение и прибавки к жалованью, если их предложения оказываются успешными, ноникогда не слышат слов благодарности и уважения. И «каждый раз, когда онипредлагают что-то новое, их снова ожидает такая же битва.

— А ты, — спросил Мэтт, прислонившись плечом к стене, — какты справляешься с делами, когда играешь первую роль?

Мередит, вынимавшая столовые приборы, обернулась и взглянулана Мэтта, неожиданно вспомнив о совещании, которое он проводил в тот день,когда она пришла в офис, но, к несчастью, отвлеклась видом его обнаженнойгруди, открывшейся в разошедшихся бортах халата. Почему ее так волнуют этимышцы под бронзовой кожей, покрытой порослью темных курчавых волос? Внезапнозадохнувшись, она поспешно подняла глаза и странное состояние постепенноисчезло… но не прошло ощущение интимности мгновения.

— Точно так же, как ты, — тихо сказала она, не пытаясь скрытьвосхищение, которое испытывала к нему.

Мэтт вздернул темную бровь.

— Откуда ты знаешь, как я справляюсь с делами?

— Поняла в тот день, когда пришла в твой офис. Я всегдазнала, что следует обращаться со служащими гораздо лучше, чем это делает отец,но боялась, что покажусь слишком слабой и женственной, если попытаюсь вестиболее открытый диалог, когда стану президентом.

— И?.. — допрашивал он, слегка улыбаясь.

— И ты вел себя со своими служащими точно так же, тольконикто не обвинял тебя в слабости и женственности. И поэтому, — закончила она сприглушенным смущенным смехом, снова обернувшись к ящику со столовым серебром,— я решила стать такой же, как ты, когда вырасту.

Молчание повисло в комнате, ощутимое, словно нечто теплое,живое и дышащее. Мередит делала вид, что очень занята, а Мэтт был доволен еепохвалой гораздо больше, чем хотел признать.

— Ты мне льстишь, — чопорно выговорил он наконец, — но всеравно спасибо.

— Пожалуйста. Ну а теперь почему бы тебе не посидеть, пока яприготовлю ужин?

После ужина они вернулись в гостиную, и Мередит подошла ккнижному шкафу, рассматривая старые книги и игры. Она провела прекрасныйнезабываемый день, и теперь ее терзали угрызения совести из-за Паркера и ещекакое-то странное чувство, которому не было названия. Нет, конечно, было,признавалась она себе с беспощадной прямотой, только она не понимала, почемуоно так действует на нее. В этом доме царила такая атмосфера всепобеждающего,мужского обаяния, что в сердце невольно проснулись старые воспоминания. Онасовсем не предвидела этого, когда ехала сюда. Не ожидала, что вид обнаженнойгруди Мэтта пробудит грешные мысли о тех мгновениях, когда она так часто виделаэту грудь: по ночам, лежа на спине…. и Мэтт… над ней… и в ней… глубоко, почтиболезненно глубоко…

Мередит рассеянно провела пальцами по пыльным корешкам книг,не видя ни одного названия. Интересно, сколько еще женщин вместе с ней хранятинтимные воспоминания о теле Мэтта, сливающемся с их телами. Десятки, решилаона, если не сотни. Но ни гнева, ни ненависти она не испытывала. Стоит лиосуждать Мэтта за его сексуальные подвиги, как, впрочем, и женщин, так охотнопредлагавших ему себя? Нет, теперь, став взрослой, она понимала, что Мэттпоистине излучает чувственность и неотразимую притягательность. А если к этомудобавить огромное богатство и приобретенную власть, нетрудно понять, почемуженщины ни в чем не могут ему отказать.

Но ей самой подобная опасность не грозит. Ни чуточки!Мередит не хватает только неожиданного вторжения в ее жизнь этого коллекционераженских сердец, сексуального атлета, привыкшего видеть у своих ног любуюженщину! Лично Мередит предпочитает спокойных, надежных, высокоморальных мужчинвроде Паркера. Правда, нужно признать, она прекрасно проводит время в обществеМэтта. Возможно, даже слишком прекрасно.

Мэтт с дивана наблюдал за Мередит, надеясь, что она несможет отыскать подходящую книгу и не погрузится в чтение на весь остатоквечера. Заметив, что Мередит чересчур долго задержалась у полки с играми, Мэттподумал: она, возможно, смотрит на» монополию «… и вспоминает тот вечер, когдаони все вместе играли.

— Хочешь поиграть? — спросил он. Мередит, резкоповернувшись, воззрилась на него со странной настороженностью:

— Поиграть? Во что?

— Мне показалось, ты смотришь на одну из игр… ту, чтонаверху.

И тут Мередит разглядела» монополию «, и все заботы итревоги исчезли при мысли о том, что следующие несколько часов можно провести втаком глупом и легкомысленном занятии, как игра в» монополию «. Улыбнувшись,она потянулась к коробке:

— А ты хочешь?

И Мэтт неожиданно захотел этого так же сильно, как,по-видимому, и сама Мередит.

— Неплохо бы, — решил он, сбрасывая покрывало с дивана,чтобы было удобнее сидеть вдвоем, поставив доску между ними.

Два часа спустя поле доски почти все покрылось» домами»и«отелями» Мэтта, так что Мередит была вынуждена платить аренду каждый раз,когда ее фишка приземлялась на выигранный им участок.

— Ты должна мне две тысячи за последний ход, — напомнил он,страшно довольный проведенным вечером и совершенно очарованный женщиной,обладающей способностью превратить игру в «монополию»в одно из самыхвосхитительных развлечении, которые ему доводилось видеть за много лет. Онпротянул руку:

— Отдавай-ка долг.

Мередит наградила его ясным, невинным взглядом, вызвавшим уМэтта невольный смешок, прежде чем она объявила: