— Приказываю, — сказал Горбунов. — А не подчинишься, тогда язнаю, что мне с тобой делать. Понятно тебе?.. Слышь, Вася, — сказал он вдругмягко. — Нешто я не понимаю? Я, друг, понимаю. Да что поделаешь! Батарея ждётнаших данных. Ужели ж мы оставим её слепой, без маршрута? Не дури, Вася. Яздесь останусь, а ты отправляйся в часть. Доставишь наши данные. Гляди, чтобдошёл благополучно. Берегись, пробирайся толково, чтоб не нарваться на немцев.На тебя — как на каменную гору. Доложишь командиру обстановку. Понятно?

— Понятно, — сказал Биденко, натужив скулы.

Ему не надо было долго толковать. Был бы он на местеГорбунова, он бы поступил точно так же. Он понимал, что один из них обязандоставить данные разведки в часть. А то, что Горбунов отправил с документамиего, было тоже понятно. Горбунов был командир группы. Он отвечает за каждогосвоего человека. Мог ли он вернуться в часть, не употребив всех усилий дляспасения пастушка?

— Исполняй, — сказал Горбунов, передавая Биденко карту сотметками.

— Счастливо, Кузьма!

— Действуй, Василий!

— Слушаюсь!

И, не сказав больше ни слова, Биденко стал отползать.Наконец он пропал из глаз, слившись с бурой землёй, растаяв в тумане.

Горбунов остался один.

«Что же случилось с пастушком? — думал он, ломая голову наднеразрешённым вопросом. — Ну, что ж такое, — успокаивал он себя. — Егозадержали немцы. Потащили в комендатуру или штаб. Ну, допросят. А что они снего возьмут? Ведь доказательств у немцев против Вани никаких нет. Мальчик имальчик. Подержат и отпустят. Надо его, главное, не прозевать, когда он от нихвыйдет. Тогда вместе и вернёмся в часть».

Но, утешая себя таким образом, Горбунов в глубине душичувствовал, что дело обстоит совсем не так просто, а гораздо хуже.

Было что-то, чего Горбунов не знал и не предвидел. Но чтоименно?

И действительно, Горбунов не знал одной вещи. Если бы он еёзнал, он похолодел бы от ужаса. Он не знал характера Вани Солнцева, всейживости его ума, всей силы его воображения и всей глубины его чистого детскогосамолюбия, которые чуть не привели его к гибели.

Ване Солнцеву было мало того, что его берут в разведкупроводником. Он знал, что быть проводником — почётное, ответственное задание.Но ему этого было мало. Его слишком горячее, ненасытное сердце требовалобольшего. Ему захотелось прославиться, удивить всех.

Перед тем как отправиться в разведку, Ваня втайне от всехраздобыл себе компас. Как выяснилось потом, он его просто-напросто стащил уодного разведчика. Точнее сказать, он его потихоньку взял с койки, рассчитываяпосле разведки положить на прежнее место. Он в том не видел ничего дурного, таккак разведчик всегда давал ему этот компас поносить и даже объяснил, как имнадо пользоваться. Карандашик у Вани уже был. А вместо записной книжки он решилвоспользоваться букварём.

Таким образом, снарядившись по всем правилам, пастушок истал действовать, как настоящий разведчик.

Во время разведки, дожидаясь Ваню, ушедшего вперёд, Горбунови Биденко понятия не имели, чем без них занимался мальчик. Они думали, что онпросто идёт со своей лошадкой, изучает местность, потом возвращается идокладывает, свободен ли путь.

Но Ваня делал не только это. Подражая разведчикам, он вёлсамостоятельные наблюдения. Сопя и прилежно наморщив лоб, он возился скомпасом, устанавливая азимут. На полях своего букваря он записывал каракулямикакие-то одному ему ведомые ориентиры и цели. Наконец, он даже делал попыткиснимать план местности. Коряво, но довольно верно он рисовал условными знакамидороги, рощи, реки, болота.

Именно за таким занятием и застал его немецкий комендантскийпатруль, когда он, расположившись со своим компасом и букварём в дубовомкустарнике, снимал план местности с речкой и новым мостом, который Ванядействительно разведал в камышах.

Нетрудно себе представить, что случилось потом.

Ваня сопротивлялся яростно и отчаянно. Но что мог поделатьмальчик против двух солдат немецкого комендантского патруля?

Скрутив Ване за спину руки и толкая его прикладом, ониповели его через новый мост, на гору, в лес.

Здесь они втолкнули его в глубокий, тёмный блиндаж изаперли.

Через некоторое время за Ваней пришёл солдат и отвёл его вдругой блиндаж на допрос.

Блиндаж этот, над которым снаружи между стволами сосенвисела растянутая маскировочная сеть, был просторный, тёплый и освещалсяэлектричеством. В углу мурлыкало радио.

Посередине, за длинным сосновым столом, вбитым в пол, сиделирядом мужчина и женщина.

Мужчина был немецкий офицер в тесном френче с просторнымотложным воротником чёрного бархата, обшитым серебряным басоном, что придавалоему погребальный вид. Лица немца Ваня не видел, так как оно было прикрыто рукойс тонким обручальным кольцом и грязными ногтями. Ваня видел только худую шею,красную, как у индюка, желтоватые волосы и сплющенное мясистое ухо.

Офицер имел вид человека, крайне утомлённого бессонницей ираздражённого слишком ярким светом. Его чёрная суконная фуражка с широкими,островыгнутыми полями и большим лакированным козырьком в форме совка виселасзади на гвозде.

Эта фуражка, в особенности это старое, заплывшее ухо сволосами в середине произвели на мальчика гнетущее впечатление чего-тозловещего, неумолимого.

Что касается женщины, то Ваня не мог понять, кто она такая,хотя почему-то сразу назвал её про себя «учительницей».

На ней была старая кротовая кофта с пучком матерчатых цветовна воротнике, вязаная, растянувшаяся на коленях юбка и серые резиновые сапоги.Белокурые волосы, круто завитые рожками, торчали над чересчур высоким и узкимлбом, а на толстой переносице виднелся кораллово-красный след очков, которыеона держала в руках и протирала кусочком замши. У неё были выпуклыежидко-голубые глаза с острыми зрачками.

Ваню поставили перед столом, и он тотчас увидел на столесвой компас и свой букварь, развёрнутый как раз на том месте, где он пыталсянарисовать план местности с речкой, мостом и рощей, той самой рощей, где онтеперь находился.