В караван, кроме Женьки и Кирилла, шли еще два человека —один доброволец и командир — от администрации — налаживать отношения идоговариваться. Все они уже, кроме Женьки, собрались на месте и теперь резалисьв домино в ожидании отправления. Рядом стояли составленные в пирамиду стволамивверх выданные им на время похода автоматы с запасными рожками, примотанными косновным синей изолентой.

Наконец показался и Женька, который должен был перед уходомпокормить сестру и сослать ее к соседям до возвращения родителей с работы.

И тут, когда собирались уже отправляться, Артем вдругвспомнил, что так и не попрощался с отчимом. Извинившись и обещав, что тут жевернется, он скинул рюкзак и заспешил обратно. В палатке никого не было, иАртем направился к помещениям, в которых когда-то размещался обслуживающийперсонал, а сейчас находилось начальство. Сухой был там, он сидел напротивДежурного По Станции (выборного главы ВДНХ) и о чем-то оживленно беседовал сним. Артем постучал в косяк двери и тихонько кашлянул.

— Здравствуйте, Александр Николаевич. Можно мне с дядейСашей поговорить секундочку? — Конечно, Артем, заходи… Пить хочешь? — радушноотозвался Дежурный.

— А, Артем! Ну что, выходите уже? Когда назад-то будете? —отодвинувшись вместе со стулом от стола и встав, спросил Сухой. — Не знаюточно… Как получится… — пробормотал Артем.

Он-то понимал, что, может, больше никогда не увидит отчима,и ему так не хотелось врать ему, вероятно, единственному человеку, которыйпо-настоящему любил Артема, что он вернется не завтра-послезавтра и все сновабудет по-прежнему. Артем почувствовал вдруг резь в глазах и к своему стыдуобнаружил, что они увлажнились. Он сделал большой шаг вперед и крепко обнялотчима. Тот был явно немного удивлен этим поступком и проговорил успокаивающе:— Ну что ты, Артемка, что ты… Вы же уже, наверное, завтра вернетесь… Ну?

— Завтра вечером, если все по плану пойдет, — подтвердилАлександр Николаевич.

— Будь здоров, дядь Саш! Удачи тебе! — хрипло выговорилАртем, сжал отчиму руку и быстро вышел, стесняясь своей слабости.

Сухой удивленно смотрел ему вслед.

— Чего это парень так расклеился? Вроде, не в первый раз доРижской идет…

— Ничего, Саша, ничего, придет время — возмужает твой пацан.Будешь еще тосковать по тому времени, когда он с тобой со слезами на глазахпрощался, собираясь в поход через две станции! Так что ты говорил, какое наАлексеевской мнение о патрулировании туннелей? Нам бы это очень сподручно было…

И они вернулись к обсуждению своих проблем.

Когда Артем бегом вернулся к группе, командир отряда, тот,от администрации, выдал каждому автомат под расписку и сказал: — Ну чего,мужики? Присядем на дорожку? — и первым опустился на отполированную за долгиегоды деревянную скамью. Остальные молча последовали его примеру.

— Ну, с богом! — командир встал, и, тяжело спрыгнув на пути,занял свое место перед дрезиной.

Артем и Женька, как самые молодые, залезли наверх, готовяськ нелегкой работе. Кирилл и второй доброволец заняли место сзади, замыкаяотряд.

— Поехали! — произнес командир

Артем с Женькой налегли на рычаги, Кирилл чуть подтолкнулдрезину сзади, она скрипнула, снялась с места и медленно покатилась вперед,замыкающие двинулись вслед за ней, и весь отряд скрылся в жерле южного туннеля.

… Неверный свет фонаря в руках командира бродил бледнымжелтым пятном по стенам туннеля, лизал влажный пол и бесследно исчезал, когдафонарь направляли вдаль. Впереди была полная тьма, жадно пожиравшая слабые лучикарманных фонарей уже в десяти шагах. Занудно и тоскливо поскрипывала дрезина,катясь в никуда, и рвали тишину своим тяжелым дыханием и мерным стукомподкованных сапогов идущие за ней люди.

Все южные кордоны уже остались позади, давно померкли заспиной последние отсветы их костров, территория ВДНХ закончилась. И хотяучасток между ВДНХ и Рижской считался последнее время практически безопасным —из-за хороших отношений с соседями, из-за слухов о грядущем объединении, из-задовольно оживленного движения между станциями — устав требовал оставатьсяначеку. Опасность далеко не всегда исходила с севера или с юга — двух возможныхнаправлений в туннеле. Она могла таиться вверху, в вентиляционных шахтах, слеваили справа, в многочисленных ответвлениях, за задраенными дверями некогдахозяйственных помещений или секретных выходов, даже внизу, в загадочных люках,оставленных метростроевцами, забытых и заброшенных ремонтными бригадами, где наглубинах, сдавливающих сознание самых отчаянных смельчаков тискамииррационального ужаса, нечто страшное начало зарождаться еще когда метро былопросто средством передвижения…

Вот почему беспокойно блуждал по стенам луч командирскогофонаря, а пальцы замыкающих непрерывно поглаживали предохранители на автоматах,готовые в любое мгновенье зафиксировать его на автоматическом режиме огня илечь на спусковой крючок. Вот почему так немногословны были идущие — болтовняизлишне расслабляла и к тому же мешала вслушиваться в дыхание туннелей.

Артем, начиная уже уставать, все работал и работал, арукоять, ушедшая было вниз, неустанно вновь поднималась на свое прежнее место,монотонно скрежетал механизм, и колеса проворачивались снова и снова. И скаждым таким проворотом, пока он безуспешно вглядывался вперед, в голове у негокрутилась в такт стуку колес, так же тяжело и надрывно, фраза, услышаннаянакануне от Хантера, его изречение о том, что власть тьмы — это самаяраспространенная форма правления на территории Московского метрополитена.

Он пытался думать о том, как именно ему надлежит пробиратьсяв Полис, пробовал строить планы, но медленно разливающаяся по мышцам жгучаяболь и усталость, поднимаясь от полусогнутых ног через поясницу, захлестываяруки — к шее, вытесняла все сколько-нибудь сложные мысли.

Жаркий соленый пот, сперва неспешно вызревывший у него налбу крошечными капельками, теперь, когда капли выросли и отяжелели, обильностекал, заливал глаза, и не было возможности его вытереть, потому что за другуюсторону держался Женька, и отпустить рукоять — значит взвалить все на негоодного. В ушах все громче стучала кровь, и Артем вспомнил, как, когда он былмаленький, он любил принять какое-нибудь не очень удобное положение, чтобыуслышать, как стучит у него в ушах — потому что это звук напоминал емуслаженный шаг строя солдат на параде… И можно было, закрыв глаза, представитьсебе, как верные дивизии, чеканя шаг, проходят мимо него, и каждый крайний вшеренге держит на него равнение… Как это было нарисовано в книжках про армию.