В это утро она мучилась, как никогда: мешала тупая боль вголове и смутное ощущение, что случилась какая-то неприятность.

Все еще пребывая в промежуточном состоянии междубодрствованием и сном, Элизабет сняла с чайника вышитую салфетку и наполнилашоколадом тонкую фарфоровую чашку. И только тут она вспомнила: сегодня этоттемноволосый загорелый мужчина будет ждать ее в домике лесника. Он будет ждатьровно час, а потом уйдет – потому что Элизабет там не появится. Но она не можетприйти туда. Просто не может!

Неверными руками она взяла чашку с блюдца и поднесла ко рту.Из-за ободка чашки она увидела ворвавшуюся в комнату встревоженную Берту.Увидев сидящую в постели Элизабет, она облегченно заулыбалась.

– О-о, ну слава Богу. Я уж боялась, что вы заболели.

– Почему? – спросила Элизабет и снова поднесла чашку кгубам.

– Да потому что я не могла разбудить… Сделав глоток, Элизабетс удивлением обнаружила, что шоколад совершенно ледяной.

– Сколько времени? – медленно спросила она, начинаяподозревать неладное.

– Уже почти одиннадцать.

– Одиннадцать! Ведь я же сказала тебе разбудить меня ввосемь! Как ты могла так меня подвести?

Девушка начала лихорадочно искать выход из создавшегосяположения. Если быстро одеться, может быть, еще удастся догнать остальных. Или…

– Я пыталась вас разбудить, – воскликнула Берта, обиженнаярезким тоном Элизабет, – но вы не хотели просыпаться.

– Я всегда не хочу просыпаться, Берта, ты знаешь это!

– Но сегодня вы вели себя хуже, чем обычно. Вы говорили, чтоу вас болит голова.

– Я всегда говорю что-нибудь подобное. Когда я сплю, то неотвечаю за свои слова. Я могу сказать тебе что угодно, лишь бы выторговать ещенесколько минут. Я всегда так себя веду, и тем не менее ты как-то умудряешьсяменя разбудить!

– Но вы говорили, – продолжала оправдываться Берта, нервнотеребя свой фартук, – что, поскольку ночью лил дождь, Прогулку в деревнюнаверняка отменят, поэтому нет никакого смысла вставать в такую рань.

– Ради Бога, Берта! – закричала Элизабет, откидывая простынии вскакивая с кровати с такой энергией, какой еще ни разу не проявляла послестоль короткого периода бодрствования.

– Как-то раз я сказала тебе, что умираю от дифтерии, толькобы ты оставила меня в покое, и это ничуть на тебя не подействовало!

– В тот раз, – сказала Берта, позвонив, чтобы принеслигорячую воду для мытья, – вы не были так бледны, и лоб у вас не был такимгорячим. И в тот раз вы не свалились в кровать, словно вас ноги не держат, вполовине первого ночи, когда бал был еще в самом разгаре!

Раскаиваясь в своей резкости, Элизабет села на кровать иизвинилась.

– Ты не виновата, что я сплю, как медведь во время зимнейспячки. К тому же, если они действительно не поехали в деревню, не важно, что япроспала.

Она попыталась было приспособиться к мысли, что ей придетсяпровести весь день в одном доме с человеком, от взгляда которого, брошенноговскользь через комнату, полную людей, у нее начинало колотиться сердце, каквдруг услышала голос Берты:

– Да нет, они поехали в деревню. Дождя-то, собственно, и небыло – так, один шум.

На мгновение закрыв глаза, Элизабет издала глубокий вздох.Уже одиннадцать, и это значит, что Ян начал свое бесполезное ожидание в домикелесника.

– Очень хорошо, тогда я тоже поеду в деревню и перехвачу ихгде-нибудь по дороге. Теперь уже нет смысла торопиться, – суховато бросила она,увидев, как Берта со всех ног кинулась к двери, чтобы Принять у вошедшейгорничной ведра с горячей водой.

Была уже половина двенадцатого, когда Элизабет в нарядномплатье персикового цвета спустилась вниз. Волосы были убраны под шляпку сзагнутым над правым ухом пером, руки до запястий закрывали перчатки дляверховой езды. Из игорной комнаты до нее донеслись мужские голоса, свидетельствовавшиео том, что не все гости предпочли прогулку в деревню. Элизабет умерила шаг,размышляя, не заглянуть ли ей в комнату, чтобы посмотреть, вернулся Ян Торнтонили его еще нет. Но она быстро пришла к убеждению, что он наверняка уже здесь,и, не желая видеть его, быстро пошла в противоположном направлении и вышла издома через парадную дверь.

Ей пришлось немного задержаться в конюшне и подождать, покаконюхи оседлают лошадь. Вопреки здравому смыслу, сердце ее глухо отбивалоубегающие минуты и терзалось от мысли, что Ян в это время одиноко сидит вдомике лесника и ждет женщину, которая не придет.

– Вы, наверное, тоже хотели бы взять с собой грума, миледи?– спросил старший конюх. – А у нас ни одного и нет – все отправились вместе сэтими, которые поехали на целый день в деревню. Правда, через час, а то именьше, кто-нибудь вернется, так что, если хотите, можете подождать. А коли нехотите, так на дороге и так безопасно, ничего дурного с вами не случится. Еесветлость тоже всегда ездит в деревню одна.

Сейчас Элизабет больше всего на свете хотелось мчаться вовесь опор по сельской дороге, и она вовсе не нуждалась в чьем-либосопровождении.

– Я поеду одна. – Элизабет дружелюбно улыбнулась, вспомнивсвоего конюха в Хэвенхёрсте. – Мы проезжали через деревню, когда добиралисьсюда – она милях в пяти отсюда по главной дороге, верно?

– Точно, миледи.

Огненная вспышка молнии пронзила бледное небо, и Элизабетвскинула на него обеспокоенный взгляд. Она все равно не останется здесь, как быни была неприятна перспектива быть застигнутой грозой под открытым небом.

– Не думаю, что дождь соберется до вечера, – сказал конюх,заметив ее колебания. – В это время года у нас тут все время бывают зарницы. Давот хотя бы сегодня ночью – всю ночь сверкало, и хоть бы одна капля упала.

В большем ободрении Элизабет не нуждалась.

Первые тяжелые капли дождя упали на землю, когда она былапримерно в миле от дома.

– Чудесно, – сказала Элизабет, натянув поводья и внимательноизучая небо. Затем вонзила пятки в бока лошади и послала ее вскачь в сторонудеревни. Несколько минут спустя Элизабет заметила, что ветер, который до сихпор только тихо вздыхал, перебирая листву, начал со стонами гнуть ветки, и ввоздухе стремительно холодало. Редкие капли дождя перешли в ливень. К томувремени, как Элизабет увидела ответвляющуюся от главной дороги тропинку,ведущую в лес, ее одежда уже наполовину промокла. Чтобы хоть как-то укрыться отдождя, она свернула с дороги на тропинку.

По крайней мере деревья могут послужить ей зонтиком, пусть идовольно дырявым.