Времени совсем не оставалось, но Добровольский подошел ипосмотрел. Бумажка болталась, приклеенная только одним краем. Дверь былаприоткрыта, и за ней начиналась чернота, словно вход в преисподнюю открывалсясразу за этой щелью.

Хлопнула подъездная дверь, зазвучали громкие голоса, и нужнобыло уходить, чтобы не привлечь внимания – вот когда ты вспомнил про то, чтотебе никак нельзя привлекать к себе внимание! Добровольский тихонько потянул насебя дверь, и она подалась и стала медленно приоткрываться, и тут он такструсил, что даже самому стало стыдно.

Утешая себя тем, что туда, за дверь, ему все равно никакнельзя, потому что голоса звучали все громче, и какая-то женщина, должно быть,жена Парамонова, громко и с подвываниями рыдала, и мужской голос пытался ееперекричать, а женские голоса – успокоить, Добровольский ринулся по ступенькамвниз, нашарил ключи от своей квартиры и приготовился войти.

У двери сидел Василий и, увидев обретенного хозяина, мяукнулвопросительно. Зеленый хвост метнулся из стороны в сторону – Василий выражалнеудовольствие тем, что его бросили в такой сложный момент совершенно одного,даже в дом не пустили.

Добровольский пустил его в прихожую, стремительно вошелследом, зажег свет, выхватил из кармана телефон, нажал кнопку и сунул егообратно в карман. Народ был уже почти на площадке, и его было много, народу.

– Здравия желаю, – сказал, заметив его, старший лейтенантКрюков. – Давно не видались!

– Паспорта будете смотреть? – осведомился Добровольский, нолейтенант не удостоил его ответом.

– Девушка сказала, что вы с ней были, когда этот с крышие…лся, упал то есть. Так?

– Так, – согласился Добровольский.

– Она сказала, что вы с ней были, а потом звонить пошли.

Вот как! Он пошел звонить! Молодец девушка с удачным именемОлимпиада.

– У меня не было с собой телефона, он остался дома, –любезно объяснил Добровольский. – Я попросил ее позвонить в полицию и в«Скорую». Я сам позвонил на всякий случай еще раз.

– На какой такой случай?

– Чтобы быстрее приехали. – Проверить это невозможно – еготелефон в его собственном кармане в данную минуту звонил «куда следует», извонок его непременно будет зафиксирован, а больше ничего и не нужно.

– Когда это случилось?

Добровольский пожал плечами:

– Минут сорок назад.

Крюков кивнул с сомнением, будто точно знал, что все этослучилось как минимум на прошлой неделе, но уличать во лжи подозрительногоиностранца пока еще рано.

– А что вы делали на улице, когда… потерпевший упал?

– Я гулял, – признался Павел Петрович.

– С девушкой прогуливались?

– С котом.

Словно в подтверждение сказанного, на пороге показалсяВасилий, пришел неслышно, встал и почесал бок о косяк. Зеленый хвост извивался.

– А девушка откуда взялась?

– Я мусор выносила, – встряла Олимпиада храбро. – Мы уже кподъезду подошли, когда снег стал падать, такие огромные глыбы. Да вы ихвидели!…

– Мы видели.

– И сверху нам кто-то крикнул «осторожней!» или «отойдите!».

– Поберегись, он крикнул, – уточнил Добровольский. – Мызашли под козырек, и в этот момент человек… упал.

– Да ты ж мой дарагой! – вдруг закричали с лестницы, и сновараздались рыдания. – Да ты мой бедный! Сколько раз говорила, чтоб не смел накрышу, особенно когда выпимши, а он и в тот раз тоже, и опять!

– Успокойтесь, – заговорило сразу несколько голосов, – тише,тише! Люся, дай ей воды! Щас, тетя Верочка, сию секундочку дам! У меня налейте,ко мне ближе, и валокордин в холодильнике с правой стороны!

– Да не надо мне никакого валокордину, когда так оно всевышло! Да что ж это такое делается, когда жизни никакой нет, когда в самомрасцвете…

– Господин полицейский, – вдруг спросил Добровольский, – авы посмотрели?… На… покойном нет проводов?

Последовала секундная пауза, после чего лейтенант выпучилглаза и гаркнул во все горло:

– …твою мать!

Сильно топая, он ринулся вниз и закричал:

– Осторожно, мужики, он может быть заминированный!Осторожно, кому говорят, отойдите от него все!

Безутешная вдова кинулась следом за ним, так что вертляваястарушонка, поддерживавшая ее за локоть, сделала несколько суетливых шажочков ичуть не упала, и обе они пропали из виду следом за лейтенантом.

Снизу неслись мат, крики, ругань, топанье ног, отдаленныйхрип милицейской рации. На площадке и на лестнице остались Олимпиада сЛюсиндой, дебелая женщина в немыслимом халате, с тюрбаном на голове, еще одна,в валенках и серой потертой шали, и еще издерганный молодой мужчина с портфелемнаперевес. Все они поначалу смотрели вниз, в пролет, а потом, как по команде,уставились на Добровольского.

От неожиданной неловкости Добровольский уронил зажигалку,наклонился и стал ее искать. Дружелюбная Люсинда кинулась ему помогать, и онидовольно быстро ее нашли, и Добровольский опять уронил – ну, невозможно, когдана тебя смотрят столько женщин сразу!

Зажигалка поскакала по ступеням, дама в шали посторонилась.Добровольский ринулся и нагнал зажигалку, но еще долго ползал по полу, все немог подобрать.

– Молодой человек! – строго сказала та, что в шали, когда онподполз слишком уж близко. – Что это вы там делаете?!

Зажав дурацкую зажигалку в руке, он выпрямился.

– Прошу прошения, – пробормотал Павел и показал свой трофей.– Зажигалка упала.

– Господи, – громким шепотом спросила Люсинда, – это что жтакое творится? Это как же оно так получается, а?!

– Недаром карты беду предсказывали, – сказала дебелаяженщина и поправила свой тюрбан. – И, главное, я смотрю и никак в толк невозьму, кому беду-то? Гадала клиентке одной, и беда выпала, но не ей! А оно вонкак вышло!…

– Липа, – сказал издерганный молодой человек и странным,умоляющим жестом прижал к себе портфель поплотнее, как младенца. – Липа, ядолжен ехать!

– Олежка, ты же видишь, что тут творится!…

– Вижу, – согласился Олежка, и лицо у него сморщилось, сталосовсем детским. – Но я-то ничего не видел! Ничего!… Я должен ехать!

Олимпиада Владимировна пожала плечами:

– Ну, уезжай.

– Так они же меня не отпустят!