– Привыкай, Тиккирей. – Женщина улыбнулась, взъерошила мневолосы. – Ты же серьезный и самостоятельный человек.

Она вроде как надо мной подтрунивала, но не обидно.

– Ладно, я постараюсь, – пряча покупки в пакет, сказал я. –До свидания.

Квартиру мне предоставил муниципалитет. Во временноебессрочное пользование как вынужденному эмигранту с «планеты, объявленной зонойбедствия». Наверное, для авалонцев эта квартира считалась маленькой и бедной,но мне очень нравилась. Там было четыре комнаты, и кухня, и большаязастекленная лоджия, откуда видны лес и озеро – говорят, летом жителиПорт-Ланца любят устраивать там пикники. Сейчас озеро застывшее, покрытоетонким серебристым ледком. Ночью на нем отражается лунный свет.

На восьмой этаж я поднялся на лифте, хотя иногда простобегал по лестнице – вместо физкультуры. Отпер дверь и тихонько вошел вприхожую.

В гостиной бормотал телевизор. Я прислушался:

– Это страж-киборг, Даймор!

– Прикрой меня!

Затрещал плазменный бластер, судя по характерным выхлопамхладагента – армейская «Пума» в режиме сплошного разряда. Я выждал три секунды,но у «Пумы» почему-то и не думал кончаться боезапас. Тогда я выждал еще пятьсекунд, но хладагент тоже не кончался, и ствол у бластера даже не собиралсярасплавиться. А у нас в лаборатории, на испытательном стенде, больше десятисекунд не выдерживал ни один ствол.

Я скинул ботинки, снял куртку и прошел в холл.

Лион сидел в кресле и смотрел в экран.

– Привет, Лион, – сказал я.

– Привет, Тиккирей, – откликнулся он, не отводя глаз от экрана.Там прыгали человеческие фигуры в тяжелой броне – в которой не очень-то ипопрыгаешь, обстреливая здоровенного паука, хищно щелкающего жвалами. Из паукаво все стороны летели ошметки мяса и железяки, но он и не думал помирать.

Я сел на подлокотник кресла и посмотрел на Лиона.

Мой друг внимательно смотрел в экран.

– Ты хочешь в туалет? – спросил я.

– Да, – подумав, согласился он.

– Сходи, Лион. Сейчас встань, сходи в туалет и сделай все,что нужно.

– Спасибо, Тиккирей.

Лион встал и вышел. Совсем как нормальный человек.

Не смогли мы со Стасем его спасти. По-настоящему спасти.Подключение в поток все-таки перебило ту программу, которую запустил в ЛионеИней. Но волю он потерял. Стал примерно как Кеол из экипажа «Клязьмы», может,даже еще хуже. Ему все надо напоминать – не потому, что Лион забывает умытьсяили поесть, а потому, что не видит смысла в таких поступках. Не хочется емуничего.

А самое ужасное, что он все понимает. И где-то там, вглубине души, мучится из-за случившегося.

Лион вернулся, снова сел в кресло. Будто меня и нет вкомнате. Единственное, что он по-прежнему любил делать, к чему его тянуло будтомагнитом, – это смотреть телевизор. С расчетными модулями тоже так бывает…

– Ты пообедал, Лион? – спросил я зачем-то.

– Да.

Я соскочил с подлокотника, заглянул ему в глаза. Словно онмог соврать.

– Правда? Ты поел, честно? Ты хотел есть?

– Честно поел, – ответил Лион. – Хотел.

Неужели так быстро?

Мне все говорили, что рано или поздно Лион восстановится,станет как прежде. Что мозг, особенно детский, очень гибкая система и волявозвращается. Вначале в самых простых потребностях, «витальных», как выразилсяврач. Потом – полностью. Но никто не ждал, что это будет так быстро!

– Лион… – прошептал я. – Слушай, как я рад! Ты молодец,Лион!

Он ничего не ответил, ведь я не задал вопроса.

– Может, ты еще и посуду вымыл? – поинтересовался я, чтобызаставить его говорить.

– Надя вымыла, – охотно ответил Лион.

И вся моя радость куда-то исчезла.

– Так это Надежда тебя покормила?

– Да. Она пришла, спросила, хочу ли я есть, – спокойноответил мой друг. – Я сказал, что хочу. Я пообедал. Потом она вымыла посуду. Мыпоговорили. Потом я стал смотреть видео.

– Ты молодец, – снова сказал я, хотя никакой радости уже неосталось. – Я пойду на работу, Лион. Приду очень поздно. Когда видеовыключится, – я поднял с пола ленивку и быстро запрограммировал таймер, –пойдешь спать. Разденешься, ляжешь под одеяло и будешь спать.

– Хорошо, Тиккирей. Я все понял.

Из квартиры я почти убежал. У меня было еще время, но явыскочил за дверь и остановился на площадке, кусая губы. Как обидно! Как плохо!

– Тиккирей…

Я повернулся, посмотрел на Надежду. Она медсестра и живет всоседней квартире. Вот мы и договорились, что она будет присматривать заЛионом. Наверное, у нее дверной глазок был запрограммирован на мое появление.

– Здравствуйте, – сказал я. Надежда не очень старая, ей леттридцать. У нее всегда очень строгий вид и грубый прокуренный голос, но онахороший человек… только почему-то я вечно перед ней теряюсь.

– Я заходила, покормила Лиона.

– Я понял…

Надежда шагнула ко мне, заглянула в глаза:

– Что стряслось, Тиккирей?

– Я… я подумал, что он сам поел…

Она вздохнула. Достала сигарету, щелкнула зажигалкой. Исказала почти виновато:

– Господи, у меня и мысли не было…

– С ним все равно все будет хорошо, – упрямо сказал я.

– Да, Тиккирей. – Надежда затянулась, посмотрела на меня. –Но может быть, лучше отправить Лиона на лечение в государственный госпиталь?Они ведь согласны принять его бесплатно, и там хорошие специалисты, ты поверь!

– Верю. Но ему лучше со мной.

– Тебя пугает шоковая терапия?

Я кивнул. Она меня действительно пугала. Я был назначен официальнымопекуном Лиона, и поэтому мне подробно объяснили, что будут делать с моимдругом.

– Порой это выглядит жестоко, – согласилась Надежда. – И всеэти тесты на голодание, и болевые раздражители… но ты пойми, Тиккирей, вгоспитале большой опыт по реабилитации бывших расчетных модулей. Твой другвыиграет год или два полноценной жизни. Пусть даже ценой некоторых неприятныхпроцедур.

– Он будет сидеть голодный, а перед ним будет стоять еда, –пробормотал я. – Так ведь? И только когда Лион начнет сознание от голодатерять, ему прикажут поесть!