– Андаис знает, что ты не любишь женщин, – заметилДойл. – Она может поставить условие, что должна видеть все собственнымиглазами.

Я вздохнула и пожала плечами.

– Ну что ж.

Дойл и Холод оба уставились на меня.

– Мередит, – произнес Холод, – тыдействительно станешь устраивать для нее это представление?

– Я хочу, чтобы они были вместе, Холод, и если напервый раз мне нужно будет к ним присоединиться и позволить королевепонаблюдать, пусть так.

– Когда ты предложишь это королеве? – спросилДойл.

– После допроса свидетелей и после того, как полициянормально приступит к работе. И только если она не разрешит им просто стать парой.

Я одернула свою короткую юбку. Мне нужно было найти белье.Если ты сверкаешь на весь свет, это не прибавляет тебе авторитета у полиции.

– Наверное, всем нам стоит переодеться, – сказалДойл.

Я не удержалась и взглянула ему на пах. В неярком светеситхена понять что-нибудь было трудно. Он хохотнул типично по-мужски:

– Черное прекрасно маскирует следы.

Холод на миг распахнул свой серый пиджак, продемонстрировавпятно:

– А серое – нет.

Я недоуменно взглянула на них.

– Вы хотите сказать, что магия заставила кончить всех вкоридоре?

– Всех, кто здесь был, – уныло сказал Рис. –Мы опоздали на какие-то секунды.

Здесь и там по коридору послышались голоса, подтверждающиевысказывание Риса и проклинающие светлые тона своей одежды.

– Мы не можем все сразу отправитьсяпереодеваться, – сказал Дойл. – Кому-то придется остаться и работать.Человеческая полиция уже едет, а это все отняло у нас немало времени.

Часов у меня не было. Ни у кого не было, потому что вволшебных холмах часы вели себя странно. Настолько странно, что определять поним время было бесполезно. В таком случае как все узнавали, где и когда имнадлежит быть? Прикидывали – и нередко теряли уйму времени, традиционноопаздывая.

– Ладно, раздели всех на партии, чтобы переоделись поочереди, и пусть кто-нибудь добудет мне свежее белье.

Мистраль поднял мои разорванные трусики.

– Боюсь, от этого пользы уже немного. Прости... –Он протянул их мне.

– Я не жалею, – улыбнулась я, снова прижимая егопальцы к шелку.

Сожаление в его глазах сменилось польщенным выражением. Рукасжалась на клочке ткани. Я заметила, что где-то посреди всех событий он нашелвремя привести в порядок свою одежду.

– Можно мне сохранить их как знак расположения моейледи?

– Можно, – кивнула я.

Он поднял руку к лицу в старомодном салюте, но выражение егоглаз заставило меня вздрогнуть. Он улыбнулся и повернулся к своим людям, чтобыподнять их и раздать приказы.

Холод отвернулся от меня. Я поймала его за руку:

– Что случилось?

– Ничего, мне нужно переодеться.

Но он прятал глаза. У Холода бывали такие внезапные сменынастроения. Было бы времени побольше, и я добилась бы ответа, но люди были ужена подходе, и времени как раз не было. Я пообещала себе выяснить, в чемзагвоздка, если это у него не пройдет. Оставалось надеяться, что это лишьмимолетный каприз.

– Пусти его, – сказал Дойл. – Ему нужно времяпривыкнуть.

– К чему привыкнуть? – удивилась я.

Дойл улыбнулся, но улыбка вышла не очень веселой.

– Я объясню позже, если еще будет нужда, но сейчас намстоит заняться допросами. Ты вызвала в ситхен полицию, принцесса, и мы должныподготовиться.

Он был прав, но я хотела знать, в чем дело. Не может быть,что в сексе с Мистралем: они оба видели, как я занимаюсь сексом с другими. Ноесли не в этом, то в чем? Я качнула головой, пригладила юбку и выбросила это изголовы. У нас было нераскрытое преступление, если Богиня даст нам на него хотьнемного времени. Я вряд ли могла распоряжаться стихийной магией, котораявозвращалась к нам, но я могла хотя бы притвориться, что распоряжаюсьрасследованием. Хотя тянущее чувство под ложечкой подсказывало мне, что я врядли распоряжаюсь что одним, что другим.

Те стражи, на которых следы были заметнее, пошлипереодеваться. Другие отправились поджидать полицейских к двери ситхена, потомучто сами люди вход не нашли бы. Дверь не стояла на месте, и чужаков она нелюбила. Только магией можно было открыть дверь для смертной ноги, которая ниразу не переступала наш порог. Разбиваясь на партии, мы вдруг обнаружили потерюв наших рядах – в коридоре не было Онилвина. Он не пошел с Рисом – и невернулся с ним, естественно. Он просто исчез. А поскольку он веками былподручным Кела, мне не понравилось, что исчез он сразу после такого крупногомагического происшествия. Я поневоле задумалась, не отправился ли он с доносомк своему истинному хозяину – или к кому-то, кто информировал Кела в еготюремной камере.

Мы пробрались между двумя телами, все еще ожидающимиприбытия полиции. За несколько шагов от большой кухонной двери я услышала крикии лай. Акцент Мэгги-Мэй от злости стал совсем жутким.

– Ты, че-ортов стра-аж, дуби-ина – вот ты хто! Па-ашелс ма-аей кухни!

Маленькие терьеры точно повторяли интонации хозяйки.

– Да я и пытаюсь! – завопил мужской голос.

Мы подошли к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, какчугунная сковородка размером с небольшой щит впечаталась в спину Онилвина. Онпошатнулся, и разнокалиберные горшки и кастрюли тут же повалили его начетвереньки. Медные и жестяные кастрюли колотили его, как боксерскую грушу,сияя полированными боками, но наибольший ущерб причиняли темные чугунныесковородки всевозможных размеров. Холодное железо – давнее, испытанное оружиепротив фейри. Сидхе, может, и высшие из фейри, но холодное железо действует и нанас.

Мэгги-Мэй стояла посреди смерча кастрюлек, горшков,ковшиков, ложек, вилок и ножей, словно разъяренный коричневый снеговичок вцентре стеклянного шара, который только что встряхнула шаловливая ручонка.Снежинки в этом шарике были металлическими и весьма опасными.

К атаке горшков и сковородок подключились массивные ковши.Онилвин уже лежал ничком, руками пытаясь прикрыть голову. Три фейри-терьера тои дело порывались куснуть его. Самый толстый из псов вцепился в его сапог ипытался затрепать несчастное кожаное изделие до смерти. Меч Онилвина валялся наполу возле большой черной плиты. Если вам взбредет в голову напасть на брауни,не делайте этого на их территории.

– Она превратилась в богарта! – крикнул Галенсквозь лязг металла.

Я внимательней вгляделась в лицо Мэгги. У всех брауни лицанапоминают череп, потому что у них нет носа, только ноздри. Но если на лице убрауни появляется дьявольская ухмылка, будто череп оскалился, – то передвами создание зла, богарт. Брауни способны за день сжать поле пшеницы или заночь выстроить амбар. А что будет, если такая сила обратится на разрушение,безумное разрушение? В заброшенных уголках Шотландии до сих пор рассказывают олэрде, который изнасиловал и убил крестьянскую девушку. Он не знал, что еесемья находится под опекой брауни. Сам лэрд и все, чем он владел, былиразорваны на мелкие кусочки.