– А меня ты тоже боишься, Душистый Горошек? –спросила я.

Она сказала после небольшой паузы:

– Нет, тебя я не боюсь.

– Тогда иди ко мне, – предложила я и протянула ейладонь, показывая, что предпочитаю менее интимные контакты, чем Гален.

– Ты защитишь меня от Мрака и УбийственногоХолода? – спросила она.

Я поборола желание улыбнуться. Чтобы противостоять приятномуголоску, требовалась немалая концентрация. Непосредственный контакт мог ещебольше осложнить дело, но мне хотелось убрать ее подальше от раковины. Она была"гражданской", как принято говорить у полицейских, а гражданские налинии огня были мне ни к чему.

– Конечно, я не дам им тебя обидеть.

– Обещаешь?

Дойл вмешался:

– Она не может обещать, ведь мы не знаем, не виновна литы.

– Виновна... – повторила она тонким от испугаголосом, словно бубенчики зазвенели под ветром, – в чем виновна, Мрак?

Дойл стоял на коленях рядом с Онилвином, который неотреагировал ни на подначку, ни на вопрос. То ли ему и вправду было так больно,то ли он симулировал.

– Нередко бывает так, что тот, кто нашел тело, сам еготуда и положил.

Я нахмурилась. Неудивительно, что Дойл напугал малышку.

Он ответил мне спокойным взглядом, словно не видел в своихсловах ничего страшного. Душистый Горошек истерически зарыдала. Воображаемыйветер, игравший бубенчиками, из теплого превратился в ледяной, предвещающийбурю. Чашки задребезжали от ее отчаянной попытки забраться поглубже на полку.

Мне пришлось повысить голос, чтобы она наверняка меняуслышала:

– Я обещаю, что ни Дойл, ни Холод тебя не обидят.

– Мерри! – удивленным тоном произнес Дойл.

За чашками помолчали, потом спросили очень невыразительнымголосом:

– Слово?

– Да, – подтвердила я. Я не думала, что она вчем-то замешана, но на всякий случай я пообещала только, что к ней непритронутся Дойл и Холод. Если она решила, будто обещание распространяется навсех моих стражей, – ну, это не моя вина. Я была достаточно сидхе, давообще достаточно фейри, чтобы не напоминать ей об остальных и не чувствоватьвины. Все фейри от мала до велика были обучены этой игре. Проиграл – значитчего-то не учел. Сам виноват. Фея выбралась из-за фарфоровой чашки и подошла ккраю полки. У нее была редкая для фей-крошек кожа, на вид совсем какчеловеческая. Темно-каштановые волосы локонами спадали вдоль личика. Толькотоненькие черные антенны, как у бабочек, нарушали сходство с дорогой куклой.Антенны и еще крылья на спине.

Платье у нее казалось сшитым из коричневых и пурпурныхлистьев, хотя при ходьбе "листья" двигались совсем как ткань. Онавзлетела, направляясь ко мне. Дойл показал мне глазами, чтобы я отступилаподальше от стола, подальше от занавески.

Кто-то из стражей позвал:

– Мэгги-Мэй, не подойдешь ли сюда на минутку?

Наверное, если б Мэгги не заподозрила уже неладное, она бывозразила, но тут безропотно позволила увести себя подальше от опасности.

Душистый Горошек изменила траекторию полета, чтобы успеть замной, и встала мне на ладонь маленькими ножками. Ступни у нее не были такимимладенчески-мягкими, как у Шалфея, но весила она, как и он, больше, чемследовало ждать от создания с кукольным тельцем и крыльями бабочки.

Иви и Готорн загородили меня от раковины. Они перекрыли мневид, но их тела защищали меня будто щиты. Возражать не стоило.

Иви прошептал:

– Надеюсь, мне все же удастся тебя трахнуть до того,как меня из-за тебя прикончат.

Готорн стукнул его в грудь кулаком в латной перчатке. Ивиохнул, а потом я услышала звук рвущейся ткани и крики.

Душистый Горошек стрелой взлетела мне на плечо и спряталасьв волосах, визжа от ужаса. Такое мелкое создание – и так много шума. Я слышала,как мужчины что-то кричат, но что – было не разобрать сквозь пронзительный визгфеи. Широкие спины мужчин обеспечивали мне защиту, но также скрывали от меняпроисходящее, так что я ничего не видела и не слышала и могла только надеяться,что ничего слишком страшного не происходит. Я посчитала хорошим признаком, чтостражи пока просто стояли передо мной, а не уложили на пол, прикрыв сверхусобственными телами. Смертельной опасностью, надо полагать, еще не пахло.

Душистый Горошек цеплялась за волосы и воротник жакета,непрерывно визжа прямо мне в ухо. Я ужасно хотела схватить ее и заставитьзамолчать, но побоялась, что сломаю ей крылья. После смерти Беатриче я уже незнала, какие травмы у малых фейри исцеляются, а какие – нет. Я загородила ухоладонью, но тут же отдернула руку, потому что накололась на что-то вроде шипаили булавки. Малышка перестала визжать и принялась извиняться. Видимо, я заделапальцем ее браслет из розовых шипов. На кончике пальца показалась капелькакрови.

Лопотание феи перекрыл бас Дойла:

– Почему ты прячешься от нас?

Ему ответил грубый мужской голос:

– Я не от вас прятался, я прятался от него.

Я попыталась выглянуть из-за Иви с Готорном, но онипередвинулись одновременно со мной, старательно меня прикрывая. Я крикнула:

– Дойл, можно уже смотреть?

– Готорн, Иви, дайте принцессе взглянуть на пленника.

– Пленника? – переспросил грубый голос. –Меня незачем брать в плен, принцесса!

Голос показался мне смутно знакомым.

Стражи расступились, и я наконец увидела низенькое, заросшеешерстью существо, повисшее в руках Галена и Холода. Это был хоб[11],близкое к брауни создание.

Гарри Хоб, если точнее. Он работал на кухне – с перерывами –множество лет. Перерывы случались, когда Мэгги-Мэй ловила его пьяным на работе.Ростом он был всего фута три[12] и так покрыт густойтемной растительностью, что я не вдруг сообразила, что одежды на нем нет.

– Почему ты боялся Онилвина? – задал следующийвопрос Дойл.

– Я думал, он пришел убить меня, как убил мою Беа.

Наверное, мы все дружно вздохнули и забыли выдохнуть.

– Ты видел, как он это сделал? – спросил Дойл. Егоголос упал в тишину, словно камень в колодец. Мы ждали, когда камень долетит додна.

Онилвин ответил раньше.

– Я этого не делал.

Голос у него был глухим – не от эмоций, а из-за сломанногоноса и обилия крови.