Супружеская жизнь длилась два года — достаточно долго, чтобыКэролайн успела забеременеть, родить девочку, броситься в объятияподозрительной личности — тренера по конному спорту — и сбежать в Европу споддельным итальянским графом, гостившим к тому же в доме Бенкрофтов.

Больше Мередит почти ничего не знала, если не считать того,что мать ни разу не удосужилась послать ей письмо, не говоря уже опоздравительной открытке на день рождения. Отец Мередит, придававший огромноезначение достоинству, как, впрочем, и другим старомодным ценностям, считал еемать эгоистичной потаскухой, не имеющей ни малейшего представления осупружеской верности и материнском долге. Когда Мередит исполнился год, Филипподал на развод и обратился в суд с заявлением о получении опеки над дочерью,готовый пустить в ход все немалое политическое и финансовое влияние Бенкрофтов,чтобы до биться своего и лишить Кэролайн родительских прав. Правда, особыхусилий не понадобилось. Если верить словам Филипа, мать даже не явилась насудебное заседание и, уж конечно, не пыталась вступить в бой с бывшим мужем.

Выиграв иск, Филип решил сделать все, чтобы дочь не пошла постопам матери. Он был полон решимости добиться, чтобы Мередит заняла подобающееместо в длинном ряду исполненных достоинства женщин, носивших фамилию Бенкрофти проживших примерную жизнь, посвященную добрым делам и благотворительности,подобающую их положению, чьи репутации никогда не затронула и тень скандала.

Когда Мередит настало время идти в школу, Филип, ксобственному раздражению, обнаружил, что принципы поведения даже в его обществестали значительно менее строгими. Многие из его знакомых более благодушносмотрели на поведение своих детей и даже посылали своих отпрысков в такиепрогрессивные школы, как Бентли и Ривервью. Посетив эти школы, Филип услышалстранные для себя фразы: «занятия без домашних заданий»и «самовыражение». Стольпрогрессивное обучение казалось ему обыкновенной распущенностью и говорило лишьо весьма невысоких стандартах. Филип не пожелал и слышать ни о чем подобном изаписал дочь в закрытую католическую школу Святого Стефана, управляемуюмонахинями-бенедиктинками, ту самую школу, которую в свое время посещали егомать и тетя.

В этой школе ему нравилось все. Тридцать четырепервоклассницы в скромных серо-голубых джемперах в клеточку, и десять мальчиковв белых сорочках и голубых галстуках почтительно встали, как только Филип всопровождении монахини вошел в комнату. Сорок четыре юных голоса пропели хором:

— Доброе утро, сестра!

Кроме того, обучение здесь до сих пор велось академическимиметодами в отличие от Бентли, где Филип своими глазами видел, как некоторыедети рисовали, окуная пальцы в гуашь, а остальные, те, кто хотел заниматься,трудились над математическими заданиями. Кроме того, здесь Мередит впитает истрогие правила морали.

Отец не закрывал глаза на то, что теперь в домах пососедству со школой Святого Стефана живут люди более скромного положения, чем вбылые времена, но был одержим желанием, чтобы дочь воспитывалась так же, какпорядочные женщины трех поколений Бенкрофтов, посещавшие эту школу. Пришлосьрешить проблему неподходящего окружения, приказав водителю каждое утро отвозитьМередит в школу.

Единственное, чего не удавалось понять Филипу, — то, чтомальчики и девочки, посещавшие школу, совсем не были, как раньше,добродетельными маленькими созданиями. Обычные ребятишки из семей среднегодостатка и даже совсем бедных, они вместе играли, вместе ходили в школу и всекак один подозрительно относились к отпрыскам более состоятельных семей.

Мередит тоже не сознавала этого, когда переступила порогпервого класса. Одетая в аккуратную серо-голубую клетчатую форму и сжимая новуюкорзинку с завтраком, она буквально тряслась от нервного возбуждения, как любаяшестилетняя девочка, перед встречей с целым классом незнакомых детей, но совсемне чувствовала страха. Проведя почти всю жизнь в относительном одиночестве,если не считать отца и слуг в качестве компаньонов, девочка нетерпеливопредвкушала, что теперь у нее наконец появятся друзья.

Первый день прошел довольно спокойно, но дела неожиданнообернулись куда хуже, когда после уроков ученики высыпали на площадку для игр иавтостоянку. На площадке Мередит уже поджидал стоящий у «роллс-ройса» Фенвик вчерной шоферской униформе. Остальные дети замерли, глядя на нее с раскрытымиртами, и тут же определили, что новая ученица богата, а следовательно, «нетакая».

Этого было достаточно, чтобы отнестись к ней настороженно идержаться на расстоянии, но к концу недели одноклассники подметили кое-что еще:Мередит Бенкрофт рассуждала как взрослая, не знала ни одной игры, в которые онииграли на переменах, а если и присоединялась к ним, то выглядела ужаснонеуклюжей. Хуже всего, что не прошло и нескольких дней, как природный ум исообразительность позволили девочке стать любимицей учительницы.

Мередит осудили и заклеймили как чужачку, существо из иного,враждебного мира, с которым лучше не общаться. Возможно, если бы девочкаоказалась достаточно хорошенькой, чтобы вызвать восхищение, это со временемпомогло бы ей стать «своей», но красотой она не отличалась. В девять лет онапоявилась в школе с очками на носу, в двенадцать — со скобками на зубах, втринадцать считалась самой высокой девочкой в классе. Так проходили унылыеодинокие годы.

Мередит уже отчаялась завести настоящую подругу, как вдругвсе изменилось. В восьмой класс пришла Лайза Понтини. На дюйм выше Мередит,Лайза двигалась с грацией прославленной фотомодели и отвечала на сложныевопросы по алгебре, словно пресыщенный званиями ученый. В тот полдень Мередитсидела на низком каменном заборе, идущем по периметру школы, как в любой другойдень, и ела завтрак в одиночестве, раскрыв книгу на коленях. Она начала читатьпросто затем, чтобы скоротать время и хотя бы немного приглушить тягостноечувство одиночества и оторванности от класса, но через несколько лет сталанастоящим книжным червем.

Она уже хотела перевернуть страницу, когда в поле зрениявозникла пара обшарпанных полуботинок. Мередит подняла глаза. Лайза Понтини слюбопытством взирала на нее. Розовощекая, с непокорной гривойрыжевато-каштановых волос, Лайза была полной противоположностью Мередит; болеетого, она излучала неуловимую атмосферу дерзкой уверенности в себе, придававшейей то, что журнал «Семнадцатилетние» называл рисовкой. Вместо того чтобыскромно накинуть на плечи серый школьный свитер, как это сделала Мередит, Лайзанебрежно завязала рукава над грудью.

— Господи, ну и скучища же, — объявила она, плюхнувшисьрядом с Мередит и оглядывая школьный двор. — Никогда в жизни не видела столькопарней-коротышек! Должно быть, в фонтанчики с питьевой водой подбавляют что-тозамедляющее их рост. Какая у тебя средняя оценка?

Отметки в школе выражались в процентах с точностью до однойдесятой.

— 97, 8, — ответила Мередит, немного ошеломленная словеснымградом и непонятным дружелюбием.